Тьма знает

Бернхард проехал прямо к своему таунхаусу, не заметив преследования, а Конрауд припарковался на значительном расстоянии и стал ждать, сам толком не зная чего. Он не мог сказать, не закрыл ли Бернхард лавку в необычно раннее время: время было — меньше шести часов вечера. Может, сегодня никаких клиентов больше не ожидалось. Конрауд послушал радио, бросил на половине какую-то убийственно скучную передачу о вопросах культуры и стал пытаться поймать исландскую музыку. Потом посидел еще, следя за домом Бернхарда, и в конце концов решил, что на сегодня хватит.

По пути домой Конрауд проезжал мимо школы, в которую, по словам Йоуханны, ходил Бернхард, и заметил, что в ней везде горит свет. На окрестных улицах стояло множество машин, у главного входа теснились взрослые. Конрауд подумал, что там, наверное, родительский вечер или что-нибудь в этом духе — и тотчас решил воспользоваться моментом и заглянуть туда.

Всю вторую половину дня он ломал голову над словами Йоуханны о том, что когда-то Бернхарда искала женщина с библейским именем. Она была убеждена, что с этой женщиной Бернхард изменял ей и ходил к ней на свидания.

Конрауд подошел к дверям школы, когда там начиналась презентация для родителей. Перед небольшой сценой были расставлены стулья, а на сцене мужчина в костюме, очевидно, директор школы, возился с микрофоном, стучал по нему, проверял, включен ли он, и снова стучал. Родители на сиденьях болтали друг с другом. В зале преобладали женщины.

Конрауд пошел по школьному коридору, ветвящемуся во все стороны. Здесь при старом здании школы неоднократно возводили пристройки, и все эти длинные коридоры вели в новые крылья. Классы стояли открытыми, и в них висели работы учеников. На стенах красовались всяческие рисунки, демонстрировавшие, какие у школьников разнообразные успехи в рисовании. У сына Конрауда по этой части был талант, когда-то он и своего отца пытался научить рисовать, но результатов не добился: тот научился разве что более-менее сносно изображать машины. Эртна сохранила все рисунки.

В коридорах в старой части здания также висели старые фотографии классов в рамках, начиная с момента основания школы. Это были выпускные фотографии, каждый класс отдельно — их было много, они висели в два — в три ряда. Эти фотографии датировались разными десятилетиями, и по ним можно было проследить, как менялась мода на одежду и прически, от мужских стрижек через битловские патлы до современного отрицания моды. На некоторых старых фотографиях девочки-подростки были сильно накрашены и с зачесанными волосами.

Конрауд долго пытался разобраться, в каком порядке развешаны фотографии — и не спеша стал двигаться к году выпуска Бернхарда. Тот выпуск подразделялся на четыре класса. На одной фотографии он узнал лицо Бернхарда. Она была черно-белой. Снимок сделан в каком-то школьном кабинете, ребята улыбались фотографу, не подозревая, что этот миг будет храниться все время, пока открыта школа, и они потом смогут в любое время прийти туда на свидание со своим детством.

За все эти годы Бернхард изменился мало. Он стоял в середине в первом ряду — высокий, долговязый, волосы до плеч, расчесанные на прямой пробор. Он был одет в полосатый свитер и вместе с одноклассниками улыбался каким-то словам фотографа, которые тот сказал, чтоб расположить ребят к себе.

Йоуханна рассказала, что он ходил на встречи выпускников. Значит, всех этих людей он увидел вновь — уже позднее, когда утро жизни закончилось и уступило место хлопотливому дню.

Пока Конрауд стоял в одиночестве в коридоре и рассматривал фотографии, у него зазвонил телефон. Звонила Марта.

— Давно я с тобой не разговаривала, — сказала она. — Чем занимаешься?

— Да особенно ничем, — ответил Конрауд. — А ты?

— Аналогично. Я все думаю об этих ключах от машины.

— От машины?

— От джипа Сигюрвина. Почему их при нем не обнаружилось. По-моему, объяснение может быть только одно. Если, конечно, они не выпали у него из кармана.

— И какое же объяснение?

— Напавший на Сигюрвина собирался потом перегнать его джип. Отвезти его к леднику.

— Да, это вполне вероятно.

— Это ведь единственное объяснение? — спросила Марта.

— Нет ничего невероятного в том, что он решил обставить все так, чтоб казалось, что Сигюрвин сам приехал к леднику и замерз там. Правда, одет он был для такой поездки неподходяще, но это уже частности.

— Но в этом есть какая-то незавершенность, — ответила Марта. — В том, как спрятали тело Сигюрвина. И что джип в одном месте, а сам он в другом. Как ты говоришь, это как будто не доведено до конца.

— Возможно, точку в этом поставила погода, — сказал Конрауд. — В последующие дни после того, как Сигюрвин пропал, на леднике бушевал буран. Наверное, им пришлось уходить раньше, чем они смогли осуществить все, что задумали.