Когда вы сказали мне то же самое в больнице, я не сопоставила одно с другим, а должна бы. —- Я постучала ногтями по подлокотнику. — Вы солгали его матери. Почему?
Он вернулся за стол, отгородившись таким образом от меня.
Это он вам сказал?
Нет. Это все мои догадки. Чисто гипотетически: с чего бы вам лгать о результатах проверки?
Я и не стал бы. А вам лучше уйти,
О, не так быстро. — Я откинулась на стуле и закинула ногу на ногу. — Я жду от вас большего. Почему бы вам не сказать, что Гидеон — бездушный монстр, патологически склонный портить жизнь женщинам?
Я лишь исполнил свой долг и предостерег вас. — Взгляд его был тяжелым, губы скривились в презрительной усмешке. Столь привлекательным, как совсем недавно, он больше не выглядел. — Но если вы сами, несмотря ни на что, намерены загубить свою жизнь, туг уж я ничего поделать не могу.
Об этом я подумаю сама. Мне просто нужно было увидеть ваше лицо. Чтобы убедиться, что я права.
Вы не правы. Кросс никогда не был моим пациентом.
Это словесные отговорки. Его мать консультировалась у вас. А потому, прежде чем негодовать по поводу того, что ваша жена влюбилась в него, подумайте о том, что вы сделали с ребенком, нуждавшимся в помощи.
Голос мой наполнился гневом. Памятуя о том, какую страшную, незаживающую травму получил Гидеон, мне было трудно удержаться от желания посчитаться со всеми, так или иначе причастными к этому горю.
Я встала:
То, что произошло между ним и вашей женой, случилось по обоюдному согласию двух взрослых людей. То, что произошло в детстве с ним, являлось преступлением, а вы, в определенном смысле, его соучастник.
Убирайтесь!
С превеликим удовольствием.
Я рывком распахнула дверь и чуть не налетела на Гидеона, который стоял, прислонившись к стене, напротив кабинета. Он схватил меня за руку, но его взгляд, полный гнева и ненависти, был сосредоточен на докторе Лукасе.
Прочь от нее, — хрипло произнес он.
На лице Лукаса появилась злобная усмешка.
Она сама ко мне пришла.
Ответная улыбка Гидеона повергла меня в дрожь.
При виде ее вам стоило бы рвануть бегом подальше.
Забавно. Тот же самый совет я дал ей в отношении вас.
Я показала доктору средний палец.
Фыркнув, Гидеон потащил меня через холл к выходу.
Ну что это за манера — людям пальцы показывать?
А что? Это же классический жест!
Здесь не место для скандалов, — сердито заявила секретарша, когда мы поравнялись с регистратурой.
Он посмотрел на нее:
Можете отменить вызов охраны. Мы уходим.
Это Энгус тебе настучал? — спросила я, когда мы выходили на площадку
Ничего подобного. Кончай выделываться. На всех машинах стоят GPS-навигаторы.
Ты чертов придурок. Знаешь ты это?
Нажав кнопку вызова лифта, Гидеон повернулся ко мне:
Я? А как насчет тебя? Ты мечешься, ко всем цепляешься. Моя мать. Коринн. Это долбаный Лукас. Что это все, на хрен, значит, Ева?
Не твое дело! — отрезала я, вздернув подбородок. — Мы с тобой разбежались, не забыл?
Гидеон сжал челюсти. В деловом костюме он выглядел цивилизованным, ухоженным горожанином, но при этом испускал дикую, яростную энергию. Контраст между тем, что я видела и что чувствовала, обострял мое желание. Меня возбуждал неукротимый мужчина, скрывавшийся под этим костюмом. Так бы и съела его, смакуя каждый восхитительный дюйм.
Подошел лифт, мы вошли внутрь, и меня охватило возбуждение, а когда он приблизился, то и вовсе бросило в жар. Гидеон достал ключи, вставил в панель управления, и я застонала:
Есть в Нью-Йорке хоть что-нибудь, чем ты не владеешь?
Но он уже схватил меня одной рукой за волосы, а другой за зад и начал страстно целовать. Язык его туг же с силой протиснулся глубоко мне в рот. Застонав, я обхватила его за талию и приподнялась на цыпочки, чтобы усилить контакт.
Его зубы прихватили мою нижнюю губу с достаточной силой, чтобы причинить боль.
— Думаешь, можно сказать несколько слов — и между нами все конечно? Нет, Ева, это так закончиться не может.
Он прижал меня к стенке лифта. Я оказалась придавлена к ней шестью футами двумя дюймами возбуужденного мужского тела.
Мне не хватает тебя, — прошептала я, схватив его за ягодицы, и плотнее притянула к себе.
Ангел! — простонал Гидеон.
Его поцелуи были такими жадными, похотливыми, неистовыми, что мои пальцы на ногах судорожно сжимались.
Что ты делаешь? — выдохнул он. — Зачем повсюду суешься, все ворошишь?
Я сама распоряжаюсь своим временем, — так же задыхаясь, отозвалась я, — с тех пор как рассталась со своим долбаным любовником.
Он зарычал, яростно и страстно, рука сжала мои волосы так, что стало больно.
Поцелуем или трахом всего не исправить, Гидеон. На сей раз не получится.
Отпустить его казалось немыслимо трудно, после всех этих недель, когда мне было отказано в праве прикасаться к нему, почти невозможно. Я нуждалась в нем.
Его лоб прижался к моему.