То АТО. Дневник добровольца

По поводу волонтеров: еды и вещей привозят много, портится, носков — мешки, а воды не хватает. Разгильдяйства много, тепловизоры стоят уйму денег, а ломаются быстро — достаточно поднести сигарету, матрица и накрывается, на памяти моего встречного шесть сгоревших тепловизоров.

Я рассказал, что мои дружбаны отвозили бусик планшетов с артиллерийскими программами.

Он говорит: программно нужно ограничивать возможность использования их не по назначению, а то пьяные только и бегают с дареными планшетами: «подивись, яка в мене гра». Рассказывает о двух технологиях, которые пытаются пропихнуть в последнее время:

1. На советские приборы ПВО, которые далеко засекают цели, ставится планшет с привязкой к местности. Таким образом видно технику и за 10 км, и за бетонными стенами. Прошу прощения, если я что-то не так понял, как только получу больше информации, попытаюсь сделать все, чтобы эти идеи были внедрены.

2. Новый материал, который используют в Америке для покрытия бортов хоккейных площадок, — полимерный пластик, точное название не помню. Материал очень легкий, гасит выстрелы из РПГ и стрелкового оружия. Предлагается им покрывать борта техники в АТО.

Надеюсь, во вторник-среду еще пересечемся в Десне.

Выходные дома пролетели незаметно, в воскресенье около шести вечера уже были в казарме. Тут новостей немного: копали окопы, в понедельник — броски боевой гранаты.

23.02.2015

Опять ранний подъем, теперь — бросать боевую гранату. Полигон сравнительно недалеко от казармы, по дороге много полуразваленных ангаров. В казармах, наоборот, делают ремонты, вставляют металлопластик, делают спортивные уголки, кое-где даже чердаки и крыши перестилают. Недалеко от полигона стоит пятерка танков, с другой стороны — насыпаны 10-метровые валы из песка (чтобы осколки в лес не улетали, наверное) и пистолетное стрельбище.

Сначала учебку бросаем, это легко, потом, по очереди, — к боевым. Предупреждают, чтобы кидали подальше. Один дед выбросил только на 10 м — окоп трухануло. Взрывы через каждые пять минут, очень громкие, сразу после взрыва один из очереди бежит 200 м в окоп (не бежишь — не кидаешь), на него надевают броник, каску, он сам себе накручивает гранату и — бросок по мишени. Я ее перебросил, да и кривовато пошло — но все равно круто, чувствуешь себя на съемках фильма про ВОВ.

На обратном пути встретил снайпера С., выглядел он плохо, t = 37–38 уже неделю. Жаловался и на преподавателей (теоретической подготовки ноль), и на мобилизованных: бухают, 13 человек ушло в самоволку, четверо до сих пор не вернулось — и всем наплевать, в прокуратуру не вызывают.

Эпическая история была на прошлой неделе: два человека по пьяни подрались, один схватил нож. Их обоих скрутили, вывели босыми на снег, привязали к деревьям, и десять человек их методично били (историю и другие люди подтверждают).

у меня в подразделении ходит история, что в больнице нажрались до белочки, писялись/какались, и еще как-то жена одного проникла через окно, со всеми вытекающими. Уж не мой ли сосед В. чудит, подумалось мне.

Только добираюсь до кровати после обеда, один из помощников насяльника подходит: нужно помочь начальству, двое сознательных и непьющих, одевайся! Вместе со мной идет еще один киевлянин: рост выше среднего, широкий. Оказывается, тоже доброволец, переживает, что мобилизованные самострелом займутся после первого обстрела.

Заходим к насяльнику всего рембата: в кабинете еще несколько военных, какая-то закуска (23 февраля).

Речь: один в госпитале допился, его перевели в санчасть, так он там бегает и требует секусу. Купите презервативов и дайте ему столько секаса, сколько он захочет. Поосторожнее, ничего не сломайте ему, особенно ты, высокий. Берите вещи и матрасы, будете его караулить хоть два, хоть три дня.

Выходим, я спрашиваю контрактника — это ветряночник бузит? Оказывается, да. Я рассказываю, что вообще В. нормальный, и я попытаюсь с ним поговорить.

Приходим в санчасть, заходим к В. в палату. Выглядит он нормально, только явно навеселе, с сильным перегаром.

Врач, женщина лет 40, в бешенстве: требует немедленно убрать его из санчасти вместе с вещами. Он с утра пошел в городок, недавно только появился, пьяный, а вчера тоже всем нервы портил. «Если в голове ничего нет, пускай насяльник с ним разбирается!» При нас она звонит и все пересказывает какому-то начальству, так что делать нечего, спускаем вещи В. вниз.

Солдат-контрактник получает указания, куда дальше, — на гауптвахту, только проблема в том, что она уже давно не используется, не отапливается.

Я в шоке — как можно, пневмония будет! Иду обратно к врачу, объясняю ей, что это тоже не выход, давайте лучше я за него поручусь, я не пью, свои вещи перетащу в палату и буду его тут караулить.

Врач смягчается, звонит опять начальству, договаривается, говорит мне: будешь в столовую ходить, брать ему еду вот в этот котелок.

Я звоню ж., чтобы он принес мои вещи. Тут новая угроза: приходит наш насяльник, опять требует В. собираться, поедет на губу. В. говорит: «Я уже у сепаров в подвале сидел, не буду еще и здесь — всех раскидаю».