Дорогой Станислав Фадеевич!
Если Вы можете, то приходите ко мне сегодня до 3-х дня или завтра до часу. Хочу начать работу картины большого размера — так много время уходит на всякую трудность жизни, отнимает от работы, а я раньше всегда уже с утра был в живописи, а теперь странно все должен думать: «день — ночь, завтра, на днях». И получается ерунда — я и сделан для того, чтобы работать, в чем только и видел жизнь.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 145. Лл. 1–1 об. Автограф
Буду дома в ½ 5-го. Пошел в редакцию.
(Далее запись рукой Дорожинского.)
Нередкий случай — на сегодня условились, что я приду до 1-го дня. Пришел и застал эту записку на дверях. Вернулся в 4½, предварительно узнав около 2-х, что К. А. К.[370]
в редакции, и нашел ту же записку… Пошел посидеть в садике в ожидании; вскоре пришла А. Я.[371], с которой побеседовали до 8-и вечера; сидели в садике, Тобик смирно устроился тут же, а маленький Леша[372] резвился по всем дворам с приятелями (ему 8 лет); в 8 пришел А. К. К.[373] и сказал, что не видел отца и не знает, где он… Немного побеседовал с А. К. и затем пошел домой.ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 146. Лл. 1–2. Автограф
Дорогой Станислав Фадеевич!
Сожалею я, очень, что Вы не застали меня, — всегда я до 1-го [часу] дня дома, но Вам, должно быть, это время неудобно, и если бы черкнули мне записку, то я бы ждал Вас.
Если Вы еще надумаете, то прошу, дайте мне знать, когда могу Вас увидеть, мне необходимо поговорить с Вами о живописи. О Сезанне и красоте.
У меня дело что-то не очень идет, и живопись, которую я хочу, требует только время и труд.
Вас почитающий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 147. Л. 1. Автограф