То, что бросается в глаза

Лицо ПП (он походил на актера Джина Хэкмена – молодого, времен «Французского связного» и «Пугала») высунулось из-под «Пежо 605», сияя улыбкой. А моя жена была бы дома? Артур Дрейфусс пожал плечами. Перестань, ПП, я серьезно. Где ты был вчера вечером, Артур, малыш, выпил, что ли? Снова пожатие плечами. Скажем, я бы постарался ее трахнуть. А ты нет? Да, да. Постой, Анджелина Джоли – это та, что играла расхитительницу гробниц? Угу. Хоть ложись в гроб, хоть падай ниц, ха-ха-ха! Завалил бы я ее, короче! Серьезно, ПП, ты бы не задумался, почему она пришла? Тут вслед за лицом и тело ПП грациозно выползло из-под машины. Он встал, и его испачканное маслом лицо посерьезнело. На все есть причины, мальчик. Явись ко мне твоя Анджелина Джоли, хоть это и нереально, что ж, это был бы подарок, потому что красота – всегда подарок, особенно с такими сиськами и таким ртом; мне бы даже захотелось поверить в ангелов и всю эту муть, потому что была бы только одна причина, по которой бы она пришла. Какая же? – с бьющимся сердцем спросил Артур Дрейфусс. Любовь, мой мальчик, любовь. Она может просто явиться к тебе, потому что забрела в нашу глушь, и у нее, скажем, полетела прокладка головки блока цилиндров, а ты, напомню, механик; я ей в два счета поменяю прокладку, попрошу автограф, может быть, приглашу выпить чашечку кофе у Деде, чтобы поверить хоть ненадолго, что я с ней, чтобы меня с ней увидели и сказали: надо же, какую девочку подцепил ПП, но… это ведь может быть и не Анджелина Джоли! Глянь-ка, Леон, ПП-то с актрисой, хороша, стерва, и люди бы ее узнали, и обезумели бы, и на секунду-другую я был бы богом, ага, богом, малыш, я был бы парнем Анджелины Джоли. Тем, кто смог обнять небеса.

От нахлынувшей волны грусти Артур Дрейфусс вздрогнул.

Он понимал, о чем толкует ПП. Невозможное. Мечта. Миф о шлюхе, которую вожделеют все мужчины на свете и которая вдруг выбирает – его; выбирает, отвергнув всех остальных: три с половиной миллиарда по самым скромным подсчетам.

Грейс Келли предпочла принца Ренье графу Олегу Кассини, Джеку Кеннеди (кутюрье), Бингу Кросби, Кэри Гранту, Жан-Пьеру Омону, Кларку Гейблу, Фрэнку Синатре, Тони Кертису, Дэвиду Найвену, Рикардо Бочелли, Энтони Хэвелок-Эллану и еще многим; милягу Ренье она сделала другим человеком – единственным в мире.

Она сделала его богом.

И когда ПП чуть охрипшим голосом признался после недолгого молчания: знаешь, Артур, родись я в 20-е и стань парнем Мэрилин Монро, никогда бы она не отравилась всей этой гадостью; это уж точно. Не футболисты ей были нужны, не актеры, не президенты, не претенциозные писатели, не те люди, что любили себя больше, чем ее, нет; что было нужно ее сердцу, так это простой, честный парень, любящий людей, механик, ага, который повез бы ее в машине посмотреть на красоту, откинул бы верх, чтобы она дышала рыжим воздухом прекрасной осени, чтобы насладилась дождем, крошечными капельками, полными пыли и ветра, держал бы ее за руку, только не сжимая, не душа ее, не пытаясь трахнуть на заднем сиденье, ага, вот что я сделал бы с Мэрилин Монро и вот почему она умерла бы со мной от старости; тогда Артуру Дрейфуссу захотелось плакать.

* * *

На третий вечер своей жизни со Скарлетт Йоханссон Артур Дрейфусс принес домой «Вики Кристину Барселону»[32] и «Остров»[33], два диска, которые смог найти в парикмахерском салоне Планшар (где также заправляли струйные и лазерные картриджи), узнаваемом по унылому фасаду из оранжевого кирпича с двумя небольшими французскими окнами, краснокирпичной надстройке, словно балансирующей в равновесии, и выцветшей вывеске «Эдонил – все для волос». Принес он и ужин: рулеты с сыром (опять!), два великолепных колбасных ассорти и бутылку вина; все было куплено на улице 12-ноября-1918 у Тоннелье – мясо, колбасы, деликатесы.

Это была лавка без возраста. Фото в стиле Депардона; красно-белый фасад, черные буквы, заглавные, с перекладинами, серьезные, как в рентгеновском кабинете, каждая на отдельном белом кубике. Если бы не машины и не рекламные щиты, можно было бы подумать, что вы в 1950-м. Лонг, казалось, застыл во времени – низкие домики, кирпичные или бетонные, двускатные черепичные крыши, стены, выкрашенные в веселые цвета, желтый, охряный или, как этот, на углу улиц Оттон и Ансьен-Эколь-де-Фий, счастливой небесной голубизны, видно, в противовес унылой и меланхоличной серости над головой; этой серости, что не дает взлететь.

Артур Дрейфусс принес, в свою очередь, уютную еду; этакий матрасик для падения, которое он спровоцирует.

Скарлетт Йоханссон, казалось, была очень тронута этим столь деликатным вниманием и запечатлела игривый поцелуй на щеке механика, отчего тот чуть не выронил колбасы, и неловкость эта сделала его еще более трогательным в глазах актрисы – по крайней мере, так он подумал.