То, что бросается в глаза

Жанин Фукампре понадобилась пара минут, чтобы понять, и она подтвердила, что нет; нет, я не умерла. Тут женщина в халате испустила оглушительный вопль, это не вы, это не ваш голос! не ваш голос! вы призрак! вы умерли! И, семеня, убежала. (Действительно, во французском варианте «Анатомии страсти» Кетрин Хейгл дублирует актриса Шарлотта Мартен, а не Жанин Фукампре.) Артур Дрейфусс улыбнулся; Жанин Фукампре пожала плечами, сокрушенно поморщилась, кем я только не была, Артур, не перечесть, Умой Турман, Шарон Стоун, Фэррой Фосетт, особенно в прошлом году, когда она умерла, Катрин Денев, Изабель Карре, даже Клер Шазаль, а я, как ты с твоей мамой, хочу только, чтобы кто-нибудь подошел однажды ко мне и сказал: вы Жанин? Жанин Фукампре? О, какая вы красивая.

– Вы Жанин? Жанин Фукампре? О, какая вы красивая.

И красивая Жанин Фукампре улыбнулась улыбкой не менее прекрасной, чем улыбка Скарлетт Йоханссон на испанской афише «Дневников няни» (O Diario de uma baba); она встала, обошла пластиковый стол и второй раз поцеловала Артура Дрейфусса в губы, – спрятавшаяся за стойкой с горячими блюдами фанатка Иззи Стивенс, блестя слюной в улыбке, молча зааплодировала, несказанно счастливая; поцелуй был пылкий, мощный, наэлектризованный; поцелуй, полный жизни, среди боли и страха.

Они отправились в обратный путь, после того как врач подтвердил худшее: увеличение жидкостных пространств, потеря клеток Пуркинье, миелинолиз мозжечка, убывание когнитивных ресурсов и старение мозга; Лекардоннель Тереза неуклонно увязала в безумии; Артур Дрейфусс дрожал, и врач уточнил, что сделать ничего нельзя, даже вернись сегодня его сестренка Нойя, живая и здоровая, уже невозможно вырвать вашу маму из зыбучих песков, которые засасывают ее все глубже. И тогда Артур Дрейфусс сказал себе, что на этот раз он осиротел. Пусть даже тело браконьера так и не было найдено; исчезло, быть может, в женской постели, где его душили каждую ночь полные руки и придавливал теплый молочный круп, где оно воскресало на рассвете; или тело его гнило в болотах Конде, или висело на самой высокой ветке бука в лесу Эави, с растерзанными щеками, с выклеванными глазами – два шарика в клюве ворона, – над славной долиной Варенн. Осиротел.

Они вернулись в Лонг под вечер; кончался предпоследний день.

* * *

Когда они проезжали мимо гаража, ПП сделал им знак остановиться. Ну что, голубки, сказал он, смеясь (но глядя на Артура), все еще в отпуску? Очень кстати, Жюли (третья жена ПП) предлагает устроить у нас барбекю сегодня вечером, милости просим, только вы и ее сестра, больше никого. Она любит кино, ей будет о чем поговорить с Анджелиной; что скажешь, Артур? Артур Дрейфусс повернулся к своей хорошенькой соседке, и та с улыбкой кивнула.

У сестры, Валери, были поползновения на карьеру актрисы, в 90‑е годы она записалась на курсы «Театр‑80» в Амьене, предлагавшие «коллективное и индивидуальное обучение литературному творчеству и постановочному мастерству» помимо традиционных вокальных, дыхательных и телесных практик. На представлении выпускного спектакля, перед тридцатью семью зрителями, она от страха потеряла голос, после чего оставила мечты о Голливуде и нашла место продавщицы в «Норд Текстиль», где ее дыхательные и телесные умения оказались очень кстати в отделе нижнего белья.

Они пришли в 19:30; ПП не было дома, он поехал за дровами в «Супер У» в Флексикур, извинилась за него Жюли – он вот-вот вернется; они принесли бутылку полусухого шампанского Л. Бернар Питуа, теплую, единственную, которую удалось найти у Тоннелье, и в ту самую минуту, когда они вошли в сад, Валери (см. выше) воскликнула: да это же вовсе не Анджелина Джоли, ПП, что ты мне наплел, это Риз Уизерспун, о‑ля‑ля, какая она красивая! О боже мой! Вы говорите по-французски?

Риз Уизерспун рассмеялась, и смех ее звучал прелестно, воздушно. Да, Валери, сказала она, я говорю по-французски, и мне искренне жаль вас разочаровать, но я не Риз Уизерспун, не Анджелина Джоли и даже не Скарлетт Йоханссон, хоть и знаю, что мы с ней похожи один в один.

Валери поставила стакан, потому что чувствовала, что момент важный, и ей было немного стыдно за свой ляп.