То, что имеешь, держи. Православие и католицизм в трудах русских святых и церковных мыслителей

«Главенство» папы не укладывается в «земные» рамки. Это не есть противопоставление «единоличного» начала «соборному»: «Папа» и «Вселенский Собор» явления не одного порядка. То, что латинское богословие говорит о «Папе», неприложимо ни к чему земному — даже ко Вселенскому Собору. Папа — почти Бог! В его лице Христос открывается миру с такой же мистической силой, с какой Он входит в человека в таинстве Евхаристии. В этом таинстве человек имеет лишь «половину» Христа. «Целой половины Вас, о Спаситель, недостает мне, и тщетно ищу я ее в этом немом ковчеге, где Вы не говорите. И какой половины! Я готов был сказать: самой нужной! Того непогрешительного слова, которое одно может помешать душам и народам нестись по любому ветру доктрины... Она (эта половина) в Ватикане: она в Папе. Папа есть второй образ присутствия «реального» Иисуса Христа в Церкви». Господь «создал Себе два образа реального присутствия абсолютно различных — так как великие не повторяются никогда — несказанных оба, и которые совместно являют полноту Вочеловечения... О, тайна двух покрывал, под которыми скрывается Иисус Христос полный... В этом и состоит тайна христианства... То, что Иисус Христос не положил под одним из этих покровов, Он положил в другой, и обладать Им можно только, если уметь в горячем порыве сердца переходить от св. Евхаристии к Папе, и от Папы к св. Евхаристии. Вне этих двух тайн, которые собственно образуют лишь одну тайну, мы имеем лишь уменьшенного Христа (Он Сам так установил!), Который недостаточен для нужд как отдельных душ, так и общества, Который не в состоянии даже Сам Себя защитить.» «Таинство веры! Вот слово, которое нужно сказать о Папе, раз мы его сказали о св. Евхаристии», ибо Папа, «это Иисус Христос, скрытый под покровом и продолжающий через посредство человеческого органа свое общественное служение среди людей». Для Церкви даже затруднительно найти выражение, которое достойно раскрыло бы это взаимное проникновение Христа и Папы. Как найти имя для своего Главы, одновременно видимого и невидимого! «Она относит к нему всю любовь, которую она питает к Господу, она окружает его тем же благоговением. Она хочет, чтобы мы становились перед ним на колени, чтобы мы целовали ему ноги и чтобы мы высказывали ему почитание, которое было преувеличено, если бы оно не было обращено к Иисусу Христу, Который невидимым и теснейшим образом связан с самой личностью Папы». «О сладость чувств, которые испытываешь перед Дарохранительницей и у ног Папы!» «Идите к Иисусу Христу, Который говорит: идите к Папе».

Так пишет один из талантливейших и популярнейших католических писателей-иерархов, монсеньор Буго, епископ Лавальский, одна из книг которого (о христианских страданиях) была воспроизведена на русском языке Е. Поселяниным с восторженным предисловием. Цитаты эти извлечены Н. С. Арсеньевым из его огромного труда «О Христианстве и современности», с девятого издания 1922 г. Значит, можно с полным основанием рассматривать эти высказывания не как эксцессы экзальтации безответственного литератора, а как своего рода исповедание веры современного просвещенного католика. Впрочем, яркость формы здесь делает лишь особо выпуклым, острым, ранящим наше православное сознание, старое содержание католической доктрины.

«Римский епископ, канонически правильно поставленный, в силу заслуг св. Петра несомненно становится святым», — говорил Григорий VII. «С каждым папою Христос пребывает вполне и совершенно в таинстве и авторитете», — учил Фома Аквинат. «Церковь без Папы — бездушное тело», — утверждал кард. Паллавичини. «Если бы даже Папа впал в заблуждение, например, предписал пороки и запретил добродетели, то Церковь все же обязан была бы верить, что пороки — добро, а что добродетели — зло, если не хочешь погрешить против своей совести», — свидетельствовал Беллярмин. «Когда мы говорим о Церкви, мы разумеем Папу», — выражал те же мысли один из иезуитов XVII века. Парадоксальную форму принимают подобные утверждения, но это некий унисон, в существе своем воедино сливающий весь католический мир. В иных выражениях, но то же самое высказывал кард. Мерсье, прекрасный облик которого хорошо известен русскому зарубежью, приветствуя в 1922 г. нового Папу: это — суть католицизма, и именно в мистической его природе.