То, что имеешь, держи. Православие и католицизм в трудах русских святых и церковных мыслителей

Особое значение придает автор молитвенному общению. Сейчас нет ни с чьей стороны наступления, падает оборона, нужно думать о том, что нас соединяет, что является для нас общим, несмотря на разделение. Опознание этой общности и есть смысл экуменизма, несущего в себе «новое откровение вселенской Пятидесятницы». Автор верит в христианство «вообще», в панхристианство, в такое христианство, которое может быть вынесено за скобки, как общее для всех исповеданий. Он приветствует и то молитвенное общение, которое пока происходит у нас как бы обычным порядком. Но он ждет в дальнейшем его уставного закрепления. Общность достигается и через слово Божье: «искренние и благоговейные читатели Евангелия через то уже в Церкви, в Церкви единой, Евангельской.» Но главное — духовный опыт. Для всех доступен мистический язык, и в этом смысле «духовная жизнь... больше соединяет христиан, нежели догматическое сознание.» Автор апеллирует к собственным переживаниям: «в течение Лозанской конференции... это чувство некоего общего духовного опыта, единения во Христе, достигало чрезвычайного напряжения». И тут опять поминается «новое явление Пятидесятницы, которого чаем, но частично уже и обретаем.» Здесь видит о. Сергий некое «таинство,» которое позволяет духовно сопричащаться единого Христа задолго до того, когда может совершиться фактическое причащение из одной чаши. Приветствует о. Сергий, что былое «обличительное» богословие приобретает ныне все больше характер богословия «сравнительного».

Самое понятие «еретичества» требует пересмотра! То, что за частную ересь анафематствуется весь человек — неправильно, пусть так и было в продолжение всей истории христианства. Еретиков «вообще» нет. Еретики погрешают лишь в частности. То — болезнь повреждающая, но не убивающая. Оттенок ереси о. Сергий видит и в односторонности православного сознания: «В этом смысле все окажутся, может быть, еретиками, в разной степени и разном отношении». Анафема — лишь дисциплинарная мера. Не упраздняется ею все церковное бытие. «Ибо — надо и это громко сказать — и еретики находятся в церкви, и меру гибельности для их еретичества нам не дано знать».

Предостерегает о. Сергий против преувеличения доктринальных различий в области евхаристического богословствования. Он не удовлетворен ответом еп. Феофана относительно протестантов: «по вере из дано будет им.» Он считает, что даже при отсутствии общения в таинствах, находимся мы невидимо в церковном общении: совершившееся разделение не проходит до дна, оно ограничено и не разделяет Тела Христова, Церкви Его. В отношении католицизма он готов идти дальше: «В своей таинственной жизни Церковь остается единой», «соединения церквей здесь и не требуется».

Вообще о. Сергий считает ошибочным мнение, будто общение таинств предполагает предварительное догматическое соглашение. Это — аксиома мнимая. Надо ждать веяния Духа Божия, и братство тем самым явится. «Ни гордый и властный Рим, живущий в католическом священстве, ни застывший в вековой самообороне Восток, видящий врага и поработителя в каждом католике, не могли и не могут до сих пор сделать этого шага, забыться в порыве любви церковной... Но путь к единению Востока и Запада лежит не через Флорентийскую унию и не через турниры богословов, но через единение перед алтарем. Священство Востока и Запада должно сознать себя единым священством, совершающим единую Евхаристию, приносящим единую жертву, и для воспламененного этим сознанием священства отпадут, как картонные преграды, все препятствия к единению в таинстве. Сие и буди, буди».

Итак, единство Церкви уже есть — в ее таинственных недрах. На путях экуменического единения его надо осуществлять, не придавая нарочитого значения самим догматическим различиям... Если для католицизма эти слова в те времена оставались словами, то, напротив, легко себе представить, какой резонанс должны были они находить в сознании протестантизма, с проснувшейся в нем тягой к Церкви. Эта тяга обретает здесь реальные возможности, позволяющие не отказываться от своих заблуждений, а нести их, так сказать, в общую сокровищницу церковного достояния, которое, как мы видим, является одновременно и вместилищем никого не минующих заблуждений. Так, в процессе экуменического единения, сможет человечество приближаться все более к вожделенному идеалу единой церковности. Один из виднейших знатоков православия в Германии, проф. Эрнст Бенц, так определяет природу отсюда возникающей новой науки «экуменики»: