То, что меня не убьёт...-1

И мужественно выдержал её удивлённый взгляд. В ответ получил:

«Допустим, но немое кино давно не в моде. Да и на актрису тоже надо учиться».

Раздражённый географ, подойдя сзади, выдернул у Серёги из рук блокнот, ничего, кроме почеркушек, там не нашёл, и вернул со словами:

— Не отвлекайся, Барков. А если есть, что сказать — прошу к доске. Нет? Ну, то-то. Послушай товарища. Продолжай, Рычков.

И Рычков, в чьём взоре погасла вспыхнувшая было надежда, вздохнул и продолжил, запинаясь и повторяясь, лепетать что-то об эрозии почвы. Миль, глядя на его мучения, думала, что вот для этого пацан, видимо, и ходит в школу: чтобы научиться говорить перед публикой, и вообще — связно выражаться. Ведь, хоть и коряво, но как-то излагает содержание параграфа. И давно бы уже закончил, если б не эти его запинки…

Миль передёрнула плечами, ощутив затылком и спиной знакомый прицельный взгляд. Не было необходимости оглядываться, чтобы проверить, чей: Никитиной опять приспичило сорвать на ком-то зло, и первая кандидатура, конечно, она, Миль. Никитина ненавидела её люто, с первого же дня, как та появилась на линейке первого сентября, и Серёга сел рядом с Миль, а не с ней, Ольгой, как всегда было раньше. Попросить его, что ли, пересесть к Никитиной? Пусть её провожает. Хоть ребята от неё страдать не будут, а чаще — девочки. Надо же, какая поганка…

Посмотрела на соседа, прикинула… нет, не согласится. И ведь ничего сделать нельзя, бабуля не велела. Ей виднее, она, как не раз убеждалась Миль, всегда оказывается права…

Домой. Бабуля уже, верно, ждёт в вестибюле. Обогнув Никитину, вставшую на дороге, Миль помчалась на первый этаж, чувствуя, как сверлит ей спину ненавидящий взгляд. И вдруг спине полегчало, Миль обернулась — так точно, Серёга, перекрыв Никитиной обзор, спешил следом за мелькающим впереди белым бантом в подпрыгивающей косичке.

И снова Никитина

На этот раз бабуля дождалась, когда провожальщик поравняется с подъездом и окликнула его:

— Простите, вы ведь Сергей Барков?

Сергей споткнулся, притормаживая, он-то собирался быстро пройти мимо. Но выровнялся и ответил:

— Да, я… Барков. А что?

— Вы не торопитесь? Если у вас найдётся несколько минут, приглашаю вас на чашку чая. А то мне как-то неудобно: видимся каждый день, а практически незнакомы. Я, кстати, Мария Семёновна.

Серёжка кивнул, он просто не знал, как ему себя вести — руку пожать, так ему её не протягивали. Поэтому сказал:

— Очень приятно. Только, если вам надо поговорить, то лучше здесь… на нейтральной территории.

— Как угодно. Миль, поднимайся одна, хорошо? Мы тут побеседуем.

Раз бабушка сказала, значит, так надо. Из окна кухни Миль с минуту понаблюдала, как они, присев на скамейку, начали разговор (причём, бабуля внимательно присматривалась к мальчику), а потом занялась своими делами. Когда бабушка вернулась, у Миль уже были готовы письменные домашние задания и закипал чайник. Видя её задумчивость, девочка не теребила бабушку: заварила чай, как бабушка любила — с мятой, накрыла стол в кухне, наполнила чашки… Потом сидела, играя ложечкой в горячем чае, сквозь пар посматривала на рассеянно-сосредоточенное выражение любимого лица, корчила рожи растянутым искажённым отражениям на посуде и смиренно ждала, когда и до неё дойдёт очередь.

Она уже расставляла вымытую посуду по местам, когда бабушка сказала:

— Как ни жаль вмешиваться, но с этой Олей надо что-то делать, она становится проблемой.

«И даже не столько для меня одной, ба. Она портит кровь всему классу».

— Неудивительно, девочка очень страдает от неразделёного чувства. И ей кажется, что причина — ты.

«Ба, ты про Серёгу? Да мне же всего восемь, а ему — двенадцать. Ему по определению должны нравиться девушки с грудью и растительностью, где следует».

— Ну, ему, положим, четырнадцать, а к тебе у него чисто братские чувства. Пока что.

«Тем более Никитиной переживать не о чём!» Потом до неё дошло и она спросила: «Ему — сколько?»

— Он дважды оставался на второй год. В первый раз проболел пол-года, а во второй из-за аварии и гибели всей семьи. У него была младшая сестра.

«Да, он вроде упоминал как-то вскользь… Так чего Никитина бесится? Уж она-то про него всё знает!»

Бабушка вздохнула:

— Натура такая, собственническая. Её предмет должен принадлежать только ей и никак иначе. Возможно, повзрослеет, станет мудрей, а пока она как мачеха из сказки про Золушку: мужчина ей нужен, а дитё при нём — это лишнее.

«Да, мачеха из Никитиной получилась бы классическая!» — хихикнула Миль.

— В общем, придётся тебе принять меры.

«А может, мне перевестись в параллельный класс? Или в другую школу? Или… за другую парту пересесть?»

Бабушка покачала головой:

— Поздно, это не решит проблему, потому что его сердце уже удочерило тебя. Хорошее у паренька сердечко… намается он с ним… — она встала и направилась в свою комнату, внучка поплелась следом, устроилась в уголке дивана. Бабушка села напротив, чтобы видеть её лицо.

«Зато оно у него есть».

— Да, но ведь и у таких, как Никитина Оля, оно есть тоже.

«Каменное, что ли?» — подумала Миль, а бабушке написала: