— Я пообщаюсь с ней на следующей неделе. Просто не могу поверить, что её нет, — он содрогнулся. — Извините. Я как будто притираюсь к вашему горю.
— Это наше общее горе, — заверила я его, ставя перед ним кофе и готовя себе вторую кружку, хотя толком и не хотела.
— Не знаю, в курсе ли вы, но он пришёл в мою жизнь, когда я нуждался в нём сильнее всего.
— Как он это сделал? — спросила я, пока кофеварка наливала очередную кружку.
— Раньше я хотел стать архитектором, а потом, когда мне исполнилось пятнадцать, я совершил кое-какой тупой поступок, — сказал он, обхватывая кружку обеими ладонями.
— Мы все совершаем тупые поступки в подростковом возрасте, — заверила я его, занимая стул напротив. Я и сама натворила несколько особо выдающихся глупостей.
Его губы изогнулись.
— Ваш папа так и сказал. Но у моих тупостей имелись последствия. Последствия, за которые расплачивается моя мама. И тогда я решил, что буду адвокатом.
— Это хорошо, — похвалила я.
— Я познакомился с вашим отцом на ярмарке вакансий. Я был сам по себе после старших классов, ночевал в подвале тетиного дома и работал на двух работах, пытаясь накопить на юрфак. Саймон позволил мне почувствовать, что это возможно, что я способен на такое. Он дал мне свою визитку и сказал позвонить, если понадобится помощь. Я позвонил ему тем вечером, — Аллен помедлил и криво улыбнулся.
Моё сердце сжалось.
— Я выпалил всё как есть. Как я облажался, как моя мама заплатила за это цену, как я хотел всё исправить. Саймон выслушал мою историю и не осудил меня. Ни разу. А когда я закончил рассказывать ему, почему у меня в жизни такой бардак, он сказал, что может мне помочь. И помог.
Это в точности похоже на моего отца. Комок в моём горле вернулся. Я сделала глоток кофе, чтобы прогнать его.
— Вау, — произнесла я.
Аллен потёр глаза пальцами.
— Да. Он изменил мою жизнь. Он вложил в меня немало часов. Помогал с заявлениями на стипендии и гранты. Познакомил меня с его любимым профессором в Джорджтауне. Он был первым, кому я позвонил, когда поступил. А когда мне всё равно не хватило денег, даже со всеми накоплениями, грантами и стипендиями, ваш отец добавил недостающую сумму на первый год, — он остановился, и его глаза сделались влажными.
Моя грудь переполнилась гордостью, которая обвила все куски моего разбитого сердца. Мой отец был не просто хорошим человеком. Он был лучшим.
— Когда вы выпускаетесь? — спросила я.
— В мае, — гордо сказал Аллен. Затем его лицо скисло. — Поскольку моя мама не могла присутствовать, ваши родители собирались прийти.
Моё сердце болело за него.
За мою маму.
За меня.
Потому что впредь в каждом событии будет дыра на месте, где должен был быть папа.
Я потянулась через стол и сжала его ладонь.
— Уверена, моя мама всё равно планирует прийти. Она любит выпускные, свадьбы и смотрины детей. Да по сути любые вечеринки.
— Моя мама тоже была такой, — сказал он с печальной улыбкой. — Однажды я закачу ей огромную вечеринку-сюрприз за всё, что она сделала для меня.
Он говорил о своей матери в интересной смеси прошлого и настоящего времени, что вызвало у меня любопытство.
— Ваша мама… всё ещё с нами?
Он посмотрел в свою кружку кофе.
— Она в тюрьме.
— Мне очень жаль это слышать.
— Это моя вина. Но я всё исправлю.
— Уверена, она вами очень гордится, — сказала я.
Теперь его улыбка окрепла.
— Да. Правда гордится.
Я по своему опыту знала, как хорошо ощущается родительская гордость, и испытала очередной укол боли.
Аллен глянул на часы и поморщился.
— Мне пора возвращаться. Завтра утром ещё один экзамен.
— Вы уверены? Снегопад, похоже, усиливается.
— Шоссе чистые, а у меня полноприводный автомобиль, — заверил он меня.
Я проводила его до двери.
— Очень приятно было познакомиться, Аллен.
— Взаимно, Слоан.
Я помахала Аллену вслед и только успела убрать кружки и снова начать плакать, как в дверь опять позвонили. Трель звонка ещё эхом отдавалась по дому, а по древесине уже бодро заколотили кулаки.
— Серьёзно? Не дадут девушке в тишине и спокойствии пережить эмоциональный срыв? — пробормотала я в сырую салфетку.
— Впусти нас, пока мы не отморозили задницы, — проорала Лина через входную дверь.
— Мы принесли обнимашки и текилу, — крикнула Наоми.
— Наоми принесла обнимашки. Я принесла текилу, — поправила Лина.
— Чёрт, — пробормотала я себе под нос, затем сунула голову под кран на кухне и смыла следы своих раундов плача.
Они вошли в дом как два прекрасных энергичных ураганчика, вооружённых пакетами с продуктами и сочувствующими взглядами. Лина выглядела гламурно в голубой парке и обитых мехом ботинках. Наоми выглядела симпатично в розовом пуховике и меховых наушниках.
— Зачем вы здесь? — спросила я, пока они сбрасывали зимнюю верхнюю одежду.
— Люсьен настучал и сказал, что ты проводишь вечер одна, а не у сестры, — бодро объявила Наоми, и её высокий конский хвост подпрыгивал от движений.
— Вот ведь вездесущий сукин сын.
— Не волнуйся. Наоми отомстила тем, что натравила на него мальчиков Морганов, которые разрушат его уединение, — заверила меня Лина.