То, что мы оставили позади (ЛП)

— Тебе требуется больше или меньше энергии, чтобы каждую секунду дня быть засранцем? Потому что я не могу понять, то ли это твой режим по умолчанию, то ли ты реально прикладываешь для этого усилия.

— А это важно?

— Раньше мы ладили, — не знаю, почему я того сказала. Мы по молчаливому согласию никогда не обсуждали тот период наших жизней.

Его взгляд скользнул к моему правому запястью, выглядывавшему из-под рукава.

Мне хотелось спрятать ладонь на коленях, но я упорно держала её на виду посреди стола.

— Тогда мы ничего не понимали, — хрипло произнёс он.

— Ты разъяряющий.

— Ты раздражающая, — огрызнулся он.

Я стиснула свою трубочку для напитка так, будто ей можно было заколоть человека.

— Аккуратнее, Пикси. У нас есть зрители.

Прозвище заставило меня вздрогнуть.

Я сумела оторвать взгляд от его дурацки привлекательного лица и осмотрелась по сторонам. Многие глаза наблюдали за нашим столиком. Я не могла их винить. Всему городу было известно, что мы с Люсьеном не можем терпеть друг друга. Вид того, как мы «наслаждаемся» завтраком наедине, уже наверняка спровоцировал цепочку сплетен. И любой из этих людей без проблем доложит обо всем моей матери.

Я аккуратно вернула трубочку во взбитые сливки.

— Слушай. Если ты слишком упрям, чтобы уйти, и не хочешь рассказывать мне, почему вы с моей матерью лучшие друзьяшки, давай найдём тему для разговора, которая поможет нам перенести этот бесконечный завтрак. Что ты думаешь о… погоде?

— О погоде? — переспросил он.

— Да. Мы можем согласиться, что на улице есть погода?

— Да, Слоан. Мы можем согласиться, что погода есть.

Его тон был таким снисходительным, что я хотела схватить бутылку кетчупа из стальной подставки и выдавить всё содержимое на него.

— Твоя очередь, — сказала я.

— Ладно. Уверен, мы можем согласиться, что ты одеваешься как взбесившийся подросток.

— Уж лучше так, чем как угрюмый гробовщик, — огрызнулась я.

Его губы изогнулись, а затем его лицо снова приняло типичное выражение раздраженной скуки.

Колокольчик на двери закусочной звякнул, и внутрь вошёл Уили Огден.

Все разговоры утихли, когда взгляды метнулись от нас к Уили.

Люсьен не шевельнул и пальцем, но я всё равно ощутила, как за столиком воцарился холодок.

Я почти не видела бывшего шефа полиции после того инцидента, когда Тэйт Дилтон, взбунтовавшийся бывший коп, объединился с Дунканом Хьюго, сыном мафиози, чтобы застрелить Нэша Моргана. Уили, чьё долгое правление на должности шефа полиции сопровождалось старым-добрым непотизмом (непотизм — то же самое, что и кумовство; давать знакомым работу не на основании их профессионализма, а по связям, — прим.), дружил с провинившимся офицером, но загладил свою вину, когда застрелил Дилтона. После этого моё мнение об Уили улучшилось на несколько очков. Я даже почти улыбнулась ему, когда увидела его в продуктовом магазине.

Взгляд бывшего шефа полиции остановился на нашем столике. Он застыл, если не считать зубочистки в углу рта, которая двигалась вверх-вниз, затем он резко развернулся и пошёл искать место в противоположной стороне закусочной.

Холодный взгляд Люсьена не отрывался от мужчины.

Я почувствовала что-то. Что-то, подозрительно напоминавшее чувство вины, и это заставило меня обороняться.

— Знаешь, если бы ты мне всё рассказал, я бы не…

— Не надо, — перебил он так, будто говорил карапузу не совать палец в розетку.

— Я просто говорю…

— Оставь это, Слоан.

Мы этим вечно и занимались. Мы оставляли всё в покое. Единственным свидетельством нашего общего прошлого было горькое послевкусие, окрашивавшее каждое наше взаимодействие.

Мы оба не желали забывать или прощать. Мы просто притворялись, будто это не продолжало пожирать нас изнутри.

— Вот ваш завтрак, — громко сказал Бин. Он с натужной бодростью поставил на стол дымящиеся тарелки, а потом ну совсем небрежно спрятал в карман фартука оба ножа для масла.

Глава 7. Злобная корпоративная империя

Люсьен

Офисы «Роллинс Консалтинг» занимали верхний этаж постмодернистского здания на Джи-стрит, в центральном бизнес-квартале Вашингтона. Близость к Белому Дому означала, что улицу перед зданием постоянно перекрывали для автомобильных кортежей важных фигур, приехавших с визитом.

Двери лифта открывались в мир гладкого мрамора, статных золотых букв и дракона.

Петула «Никто Мимо Меня Не Пройдёт» Рубена серьёзно воспринимала свою роль секретаря и хранителя врат. Никто не пробирался мимо неё, не получив прямого разрешения. Я однажды застал её за досмотром содержимого сумки моей матери, когда она пришла для редкого совместного обеда со мной.

— Добрый день, сэр, — произнесла Петула, поднимаясь со стула, чтобы поприветствовать. У неё была долгая, украшенная медалями карьера в армии, но после одного месяца в отставке она решила, что жизнь в покое — это не для неё.