То, что растет

Мерри останавливается у двери, ведущей из гостиной в кухню, прихожая находится рядом, и кто-то снова стучится во входную дверь. Стук легкий, едва слышный, но настойчивый, исступленный. Она не должна открывать дверь, но, невзирая на беспредельный ужас, испытывает сильнейшее желание, граничащее с острой необходимостью, открыть дверь и посмотреть, кто или что находится по другую сторону от нее. Однако вместо этого Мерри поворачивается и зовет Марджори, которая все еще лежит не шелохнувшись. Мерри хочет, чтобы она проснулась и поднялась наверх, где будет в безопасности. Теперь рядом с их гнездом из-под пола начинают появляться кончики стеблей и побегов.

Мерри бежит на кухню, там под линолеумом тоже видны кончики стеблей, но повреждения еще не такие значительные, как в гостиной. Она берет с кухонного стола фонарик и открывает дверь на лестницу, ведущую в подвал. Мерри ожидает увидеть за дверью буйный непроходимый лес, но лестница по-прежнему на месте, и она может спуститься вниз, в свой сад. Она нагибается, проходя под толстым стеблем, который словно балка тянется вдоль потолка, и спускается вниз, на лестничную площадку, где стоят нетронутые бутыли с водой.

На лестничной площадке, которая немного выдается вперед, словно язык, пытающийся поймать капли дождя или снежинки, Мерри резко останавливается, слегка покачнувшись, а затем нащупывает бутыли. Она пытается поднять их обе, но сил у нее хватает только на то, чтобы нести одновременно одну полную бутыль и фонарик. Она думает о том, чтобы спуститься в подвал во второй раз, но не хочет этого делать. Второй, полупустой бутылью придется пожертвовать.

Прежде чем взобраться по лестнице, она светит фонариком в глубь подвала. Сначала на пол, который стал весь зеленый от новых побегов. Затем направляет фонарик вверх и насчитывает двенадцать стеблей, достигших потолка, после чего ведет по ним фонариком вниз. На самых высоких стеблях виднеются большие комки грязи, которые местами прилипли к ним или были проткнуты насквозь. Всего таких комков шесть, она пересчитывает их три раза. Один комок большой, как футбольный мяч, но овальной формы. Четыре других – вытянутые, тонкие, перевитые и свисают со стеблей как странные перезревшие и почерневшие овощи. В центре подвала три стебля держат на себе самый большой ком грязи, он имеет прямоугольную форму и размером – почти с саму Мерри. Этот ком прижат стеблями к самому потолку.

Мерри наводит луч фонаря на самый большой ком. Что-то свисает с него, словно вытекая тонкой струйкой из плотно утрамбованной земли. Она смотрит на него так долго, насколько хватает сил, в то время как дом у нее над головой продолжает разрушаться, и вдруг понимает, что перед ней кусок ткани, возможно, подол платья. Она почти может различить его цвет. Кажется, зеленый.

Прошлой ночью она слишком переволновалась, когда обнаружила растения в подвале, а потом играла с фонариком, но теперь, осмотрев подвал и обнаружив все это, особенно кусок ткани, Мерри вспоминает, как ходила по подвалу в резиновых сапогах, наступая на нечто такое, чего не могла увидеть, на неожиданно твердую и комковатую землю. Она понимает, что ходила по костям той, которая исчезла, беглянки.

Мерри выключает фонарик и швыряет его в подвал. Листья шелестят, и слышится глухой тихий удар. Она взбирается по лестнице в темноте, думая обо всех тех костях у нее под ногами. Мерри злится на себя за то, что не распознала кости ночью, но как можно ее в этом винить? Ведь она толком не знала свою мать.

Мерри взбегает по лестнице на кухню, спотыкается и несется мимо продолжающих расти стеблей. Стук в дверь уже не тихий и больше не похож на таинственный оркестр кукольных ручек. Теперь он – само воплощение силы. Его источником является один настойчивый кулак, огромный, как ее скукоживающийся старый мир, и, возможно, такой же большой, как и разрастающийся новый. Дверь дрожит на петлях, и Мерри вскрикивает при каждом ударе.

Она бредет из прихожей в гостиную. Марджори все еще там, но она уже встала и покинула гнездо. Она сидит на корточках между стеблями, которые торчат из пола. Марджори сжимает пальцами побеги и листья, отрывает их и кладет себе в рот.

Стук во входную дверь становится все громче. Отец сказал, что если в дверь постучат, то миру придет конец. Вместе с неумолимыми ударами в дверь слышится голос:

– Впустите меня!

И этот голос такой же надорванный и надтреснутый, как и пол в гостиной.

Мерри кричит:

– Марджори, нам нужно подняться наверх! Скорее, скорее, скорее!

Снова стук. Снова крик:

– Впустите меня!

Мерри представляет, как растения собрались у ее двери и сплелись в кулак, огромный, как их дом. Листья начинают дрожать в определенном ритме, и этот коллективный шелест порождает их голос.