Ты спрашиваешь меня:
Я пытаюсь создать нового человека. Даже если из сотни возникнет один новый человек, это позволит сознанию человечества шагнуть вперед, подняться вверх. Вполне возможно, что многие люди станут только новыми овцами, но это тоже неплохо, это тоже достижение. Лучше быть живым, молодым, свежим, новым, даже если человек представляет собой овцу.
Но ты, должно быть, в глубине души хочешь удержать людей в их старых шаблонах, и, наверно, ты вложил что-то в это дело. По всей видимости, твои предубеждения явились от христиан, евреев, индуистов, мусульман.
Два музыканта шли по улице. Неожиданно с колокольни, которую сносили, упал на землю большой колокол. Он громко зазвенел.
— Что это? — спросил первый музыкант.
— Я не уверен, — ответил второй музыкант, — но кажется, что это была фа минор.
Люди говорят на своих языках, у них есть свои предубеждения, за которые они цепляются. Пусть даже эти предубеждения приносят людям чистое страдание, они все равно за них цепляются.
Дик, если ты старая овца, то, по крайней мере, стань новой овцой, в оранжевой одежде! Эта революция не будет великой, но благостно даже небольшое изменение. Только для этого небольшого изменения… а ведь маленькое изменение может открыть двери для больших изменений.
Двое бродяг сидели, притулившись спинами к старому дубу. Рядом с ними протекал журчащий поток. День выдался восхитительным, и все же один из них был печален.
— Знаешь, Слим, — сказал он, — было ведь время, когда я не бродил вот так по белому свету. С каждым годом жить становится все труднее. А раньше я перевозил груз, и мой паровоз, пыхтя, очень легко взбирался на кручи, но вот дизель словно сошел с ума. Я устал ночевать в холодном сарае или на парковых скамьях, раздумывая о том, где достать еду. И случайных подработок все меньше и меньше…
Он сделал паузу в исповеди, так как начал вздыхать.
Его товарищ по несчастью обернулся к нему.
— Если тебя обуревают такие чувства, тогда почему бы тебе не послать такую жизнь к черту и не подыскать себе настоящую работу?
Первый бродяга поднял голову и в изумлении открыл рот.
— Что? — заорал он. — И признать, что я неудачник?
Даже бродяга, бомж, нищий не хочет признать, что он неудачник.
Дик, уже одно то, что ты задал этот вопрос, просто показывает, что ты старая овца (католик или протестант), и ты боишься новой овцы. Ты не заинтересован в появлении нового человека. Старая овца волнуется, поскольку что же случится со старыми предубеждениями, старыми умозаключениями, старой идеологией? Ей кажется, что ее глубокая связь с прошлым прервется. Это как если бы человек умер и родился заново.
Но те, кто готов отбросить старое — не овцы. Самого их мужества отбросить старое достаточно для того, чтобы доказать, что они львы! Сама их храбрость, сама их готовность выйти из своих старых кож, из своих старых предубеждений, старых идеологий, религий, философии демонстрирует очень ясно и чисто одно: они не овцы. И само это мужество представляет собой надежду на рождение нового человека.