Герман, тебе было бы трудно находиться рядом с Буддой, потому что пребывание с Буддой означает сдачу, полную сдачу. Необходимо отстранить эго.
Очень легко быть с мертвыми мастерами, потому что такое состояние питает эго, поскольку вы воображаете себя последователем Иисуса, последователем Будды, последователем Кришны. Но быть с Кришной было бы действительно невозможно, так как у него было шестнадцать тысяч жен! Герман, ты согласился бы с этим человеком? Неужели Кришна — просветленный человек? У него было шестнадцать тысяч жен! И не все они вышли за него замуж, многих он просто украл, они были замужем за другими мужчинами! Как ты можешь согласиться с этим человеком?
Кришна убедил Арджуну начать войну, дав на это такие причины: «Душа вечна, поэтому ни о чем не беспокойся. Убивать можно, поскольку душу никто убить не в силах, и убить можно только тело, а тело все равно когда-нибудь умрет. Стало быть, насилия в войне нет, потому что душа бессмертна, а тело смертно. Происходит просто отделение бессмертного от смертного, и в этом нет ничего дурного, ведь происходит только отделение существенного от несущественного».
Ты думаешь, что согласился бы с ним?
Именно поэтому люди создают христианство, буддизм, индуизм, мусульманство, ведь это легче, это очень легко, потому что тогда вы можете подстроить мертвого мастера к своим представлениям. Вы можете вложить в его рот свои идеи и игнорировать идеи, которые противоречат вашему мнению, и вы можете толковать, манипулировать, логически объяснять… вы можете заниматься тысячей и одной вещью, потому что мастера больше нет.
Очень многим людям нужны мертвые мастера, это их потребность. И запомните один экономический закон: везде, где есть спрос, будет и предложение. Люди нуждаются в мертвых мастерах, поэтому столь необходим Римский Папа, ведь он как раз и есть представитель мертвого мастера. Необходим Шанкарачарья, ведь он представитель мертвого Шанкары. Необходим Аятолла Хомейни, ведь он представитель мертвого Магомета. Люди нуждаются в таких представителях, поэтому происходят такие вещи, и здесь ничего не поделаешь.
Меня не интересует будущее. Я принимаю все так, как это есть, иначе и быть не может. Я повторяю вновь и вновь: если вас действительно интересует преображение вашей жизни, то, пока я здесь, вам доступна такая возможность. Не упустите ее.
Ошо, я всегда чувствую, что должен задать вам много вопросов. Я чувствую в себе тяжесть. Но каждый раз, когда я формулирую свой вопрос, он кажется мне смешным и глупым.
Вопросы смешны и глупы, и ты совершенно прав, что не задаешь вопросы. И даже если вы спрашиваете о чем-то, неужели вы думаете, что я даю ответ? Я никогда не отвечаю ни на один вопрос, а просто уничтожаю вопрос! Это не ответ на вопрос, а уничтожение его. Это поражение вопроса со всех сторон. Это своего рода убийство, ведь я убиваю вопрос, и, если это возможно, убиваю и задавшего его! В результате ничего не остается, потому что, если остается задавший вопрос, то он снова задаст какой-нибудь вопрос.
Ты видишь здесь пять тысяч человек. Многие уже убиты! Они не задают вопросы; они поняли, что я никогда не отвечаю ни на один вопрос. Я просто чуть-чуть играю около вопроса, и если вы знакомы со мной и я знаю, что вы не убежите, тогда я начинаю наносить вам удары. А если я считаю, что вы убежите, тогда несколько дней я веду себя очень вежливо!
Я никогда не отвечаю ни на один вопрос. Я старый еврей…
Однажды христианский священник спросил раввина:
— Раввин, не мог бы ты дать мне прямой ответ на простой вопрос? Почему евреи всегда отвечают на вопрос вопросом?
Раввин выдержал паузу и ответил:
— Неужели?
Обвинитель допрашивал свидетеля-еврея.
— Вы знаете человека, который только что давал показания?
— С какой стати я должен знать его? — ответил еврей.
— Он сказал, что вы заняли у него пять тысяч долларов. Это правда? — допытывался обвинитель.
— С какой стати я должен занимать у него деньги? — ответил еврей.
Судья, в явном раздражении, задал еврею вопрос:
— Почему вы отвечаете на каждый заданный вам вопрос своим вопросом?
— А почему нет? — ответил еврей.
В судебном слушании о нанесении ущерба еврейский адвокат истца произносил долгую речь перед присяжными. Он придавал силу своим словам самыми разными движениями тела, размахивая руками, стуча кулаками, и его лицо выражало бушующую бурю чувств. Наконец он, осипший и уставший, сел на место.
Встал представитель защиты, который тоже был евреем. Он начал подражать своему противнику. Он широко размахивал руками перед присяжными, на все лады гримасничал, указывал пальцами, страстно разрывался на части, но не произнес ни единого слова.
Через несколько минут он пригладил волосы, поправил галстук и выпалил присяжным:
— А вот теперь, когда я ответил на каждый аргумент своего ученого оппонента, позвольте мне обсудить с вами факты этого дела.