То самое чувство (СИ)

- А что если я не понравлюсь твоей маме? - спрашиваю негромко, медленно переступая со ступеньки на ступеньку впереди Никиты, тем самым тормозя и его.

Воспоминания о "теплом" приеме Никитиной бабушкой еще свежи, и повторения истории мне бы очень не хотелось.

- Ну что ж, - драматично вздыхает он, - тогда мне повезет избежать знакомства с твоими родителями, ну и придется искать себе другую девушку...

Я резко останавливаюсь. Он, конечно же, упирается в меня, и я, не оборачиваясь, делаю движение своей пятой точкой назад, толкая его в живот. Он обхватывает меня руками и мурлычет заигрывающе:

- А это так обременительно. Поэтому ты уж постарайся ей понравиться. Ради меня.

В притворном гневе я вырываюсь из его объятий и продолжаю считать ногами ступеньки. Мы подходим к правой двери на площадке третьего этажа. И прежде, чем позвонить, Никита говорит:

- Не волнуйся. Все будет хорошо. Кстати, маму зовут Галина Аркадьевна.

- Я помню, - киваю отрывисто. - А папу - Юрий Палыч.

- Папу можно просто - папа Юра.

Я приглушенно смеюсь, хотя все внутри меня трясется от страха и неуверенности в себе. Я чувствую себя хуже, чем перед дверью стоматолога. В детстве я их ужасно боялась и динамила школьные профосмотры, едва не доведя свои зубы до катастрофы. К счастью, у меня оказалась хорошая наследственность, и моя трусость не вышла мне боком. И хоть сейчас я по-прежнему боюсь посещать стоматолога и оттягиваю визиты к семейному врачу как только возможно, мой страх уже не такой панический, как раньше. Да и зубы всегда оказываются в порядке. Мне делают чистку и отпускают. Возможно, это слегка притупило мой страх.

Никита не звонит, а просто открывает дверь - Беловы тоже не запираются или нас ждали?

Я вхожу в неширокий коридор следом за Никитой и остаюсь за его спиной.

На звук открывающейся двери из дальней комнаты появляется высокая немолодая женщина со светлыми, слегка вьющимися, уложенными в аккуратную прическу волосами. Она улыбается мне, выглядывающей поверх плеча ее сына, так, будто знает меня сто лет и очень рада видеть. Я смущаюсь, но не могу не улыбнуться в ответ. Никита делает шаг в сторону, чтобы не загораживать меня собой, а я сразу чувствую себя незащищенной, будто раздетой.

- Здравствуйте, Кира. Спасибо, что согласились зайти к нам.

- Спасибо, что пригласили, - мямлю еле слышно.

Из ближайшей двери выглядывает усатый, чуть полноватый мужчина. Он улыбается сдержанней, но приветствует меня, как старую знакомую.

- Привет. Чего встали в прихожей? Проходите в комнату.

Мы входим в гостиную, в центре которой красуется большой накрытый скатертью стол и сервированный посудой и приборами стол. Я быстро считаю тарелки и понимаю, что мы - не единственные приглашенные.

- Будут еще гости? - шепчу на ухо Никите, приподнявшись на цыпочки, пользуясь тем, что мы пока в комнате одни.

- Будут, - отвечает он негромко, - но позже. Придут братья, привезут бабушку. Но мы успеем уйти, - быстро добавляет, наверное, заметив, как я побледнела. - Ма...

Договорить он не успевает - в комнату входит Галина Аркадьевна.

- Да, мы подумали, что знакомство со всей нашей большой семьей сразу будет слишком большим потрясением для вас.

Обращение на "вы" смущает меня, кажется, даже сильнее, чем сам факт первого в моей жизни знакомства с родителями молодого человека.

- Присаживайтесь, Кира, на любое понравившееся место. Сейчас будем пить чай.

Никакого чая я, конечно же, не хочу. Ничего не хочу, кроме как поскорее отсюда убраться. Мне так неловко и так страшно, что я близка к обмороку - конечности холодеют, кровь от лица отливает, а сердце бьется все медленнее, как будто тоже мечтает стать невидимкой. Мама освобождает край стола от расставленных тарелок и просит Никиту принести с кухни поднос со сладостями и чашки с ложками. Боясь оставаться с ней наедине, я увязываюсь за Никитой.

Его отца на кухне уже нет, и я могу немного расслабиться.

Пока Никита достает из ящика для столовых приборов и посудного шкафа требуемую посуду, я разглядываю светлый матовый гарнитур и кофейные шторы на окнах - вкус у его мамы явно есть. Закончив с наполнением подноса, Никита подходит и поливает из детской лейки раскидистый не цветущий цветок. Я вслух высказываю свое удивление этим непацанским занятием.

- Просто это мой цветок.

Ответ меня не удовлетворяет, я продолжаю молчать, ожидая пояснений, и он нехотя договаривает:

- Вика подарила.

- И ты его до сих пор хранишь? - не удерживаюсь я от вопроса.

- Ну не выбрасывать же. Он здесь живет уже пару лет. Почти член семьи.

- Понятно, - киваю я, чувствуя болезненное покалывание в груди.

"Даже Викин цветок - член этой семьи", думаю с грустью, но тут же одергиваю себя: "Боже, Кира, ты на самом деле ревнуешь к цветку?! Ты нормальная вообще?"

Никита подходит ближе и пальцем бережно освобождает губу, которуя я и не заметила как закусила.

- Это всего лишь цветок, Кир. Но если тебя он беспокоит, я от него избавлюсь.

- Ты же не хочешь его выбрасывать, - против воли мой голос звучит капризно, и мне становится стыдно.