То самое чувство (СИ)

Тут я, конечно, вру. Сама это понимаю и под его тяжелым взглядом свой невольно отвожу. Но немедленно одергиваю себя и, заставив снова посмотреть на него, успеваю заметить понимающую с ноткой презрения усмешку, скользнувшую по ярким губам.

- Ну вот и поговорили, - заключает он едко и просит: - Не звони мне, не заставляй менять номер. Ты свой выбор сделала.

- Это не выбор, это случайность, - отчаяние все же прорывается наружу. - Я…

Но он уже не слушает. Аккуратно обойдя меня, ничем не задев, уверенным шагом идет к подъездной двери. Я разочарована и раздавлена второй подряд неудачей, и у меня даже нет сил на то, чтобы обернуться вслед за ним и, может, еще что-то сказать. Попытаться его остановить. Я лишь поворачиваю голову, провожая его взглядом.

Уже зайдя в подъезд и закрывая за собой дверь, он вдруг останавливается, делает шаг назад, задерживаясь в проёме:

- Ты из-за него выясняла рамки дозволенного?

- Что? - не понимаю я.

- После того шоу по радио ты расспрашивала меня, что можно, а чего нельзя делать в отношении других парней. Очень настойчиво расспрашивала. Ты уже тогда планировала эту "дружескую поддержку"? - на последних словах он делает язвительное ударение.

- Что? Нет! Какое планирование? Он мне сегодня только позвонил. Когда мы сидели с Юлькой в кафе. Она всё слышала.

- Ну, конечно, слышала. И подтвердит. Твоя Юлька и под присягой подтвердит, что ты, например, единорог. Потомственный. Ладно, ты высказалась. Я послушал. Просьба все та же - не звони.

Он все же закрывает за собой дверь. Я слышу, как тихо щелкает автоматический замок, и заставляю себя уйти.

*

Выйдя из двора, медленно плетусь на остановку, но передумываю и решаю вызвать такси. Сейчас я не в том состоянии, чтобы идти пешком, и от мысли об общественном транспорте все во мне восстает и протестует. Я жалею, что прогнала Юльку. Хотя нет, хорошо, что она не видела этой сцены. Надеюсь, никто ее не видел. Я бы и сама не хотела ни видеть, ни участвовать.

Останавливаюсь посреди тротуара и открываю желто-черное приложение, но слышу сигнал клаксона на мотив "Seven Nation Army", любимой песни Шефер, и вскидываю глаза.

Ее машина стоит у края дороги, окно открыто, и подруга приглашающе мне машет. Я бегу и снова сажусь в "Мазду".

- Ты должна была уехать.

- Я и уехала, но через пару кварталов отсюда на светофоре заметила, что ты оставила рюкзак. Пришлось вернуться. Успела увидеть, как ты понуро бредешь на остановку и поехала за тобой. Что у вас случилось, что тебя как плитой придавило? Ты даже будто ростом меньше стала…

Я качаю головой. Но не вижу смысла отнекиваться и отмалчиваться, поэтому признаюсь:

- Никита видел, как Дэн меня обнял, и не пришел от этого в восторг.

- Вот черт! Че, прям обнимались? Реально?

Объясняю ей на словах, как именно Дэн обнял меня, сидя на лавке.

- Да уж. Очень интимное объятие, я бы Антуану такого тоже не спустила. Прости… - спохватывается подруга.

- Да ладно, твои слова ни на что не влияют. Сама понимаю, как это выглядело. Какая же я дура!

Я закрываю лицо руками и склоняюсь к коленям. Ужасно хочется зарыдать, но глаза нездорово сухие, поэтому их нестерпимо жжет.

- Да брось ты, Кир, драму разводить. Не разбежитесь же вы из-за этого. Он сейчас на эмоциях. Переспит с ними, и завтра будет рассуждать трезво.

- И еще яснее увидит, что я дура последняя?

- Ну, это, в принципе, и так заметно, - пытается она пошутить.

Я криво усмехаюсь, типа благодаря ее за попытку разрядить обстановку, но эту линию не поддерживаю. И до моего дома мы тоже едем в тишине.

У меня в голове на повторе крутится одна и та же запись, которую очень хочется отмотать назад и просто стереть. Весь этот дурацкий день стереть одним движением руки. Даже движением одного пальца - делитнуть и вернуться к началу, к тому моменту, как Дэн мне звонит. А я ему благоразумно не отвечаю. Ни в первый раз, ни во второй, несмотря ни на какие Юлькины советы, показавшиеся мне тогда дельными.

Остановившись у моего дома, Юлька не разблокирует двери, и я тоже не спешу выходить. Не хочется шевелиться. На меня навалилась ужасная усталость и какая-то заторможенность. Чувства притупились или вовсе отключились, как в сериале про вампиров. Сейчас мне даже как-то пофиг на то, простит меня Никита или нет. Мне и на себя пофиг. Полное бесчувствие и безразличие. Может, это и называют состоянием аффекта?

Юлька поворачивается ко мне и, глубоко вздохнув, будто решая, прыгать ей с десятиметровой вышки в бассейн или нет, говорит с сомнением:

- Короче, Кира, я все еще не уверена, стоит ли тебе все это говорить, но вот тебе мое мнение и взгляд со стороны. Не абы чей, а лучшей подруги, желающей тебе только добра и всякое такое прочее. Прошу принять это во внимание.

В другое время меня бы, наверное, насторожило такое сумбурное вступление, но сейчас я просто слушаю. Вроде, даже с интересом.

 - Из двух твоих парней, с которыми мне посчастливилось познакомиться…

Я чувствую потребность ее исправить, возразить, что только один из них является моим парнем, но мне лень и не хочется сбивать ее с мысли.