То самое копье (сборник)

— Мы все же победили! — сказал Тимур. — Странно, но это так.

— Да, — согласилась Шева, наблюдая за тем, как два воина тащат наверх бесчувственного Пауля. — Только в этом нет ничего странного…

13

Пришла ночь, и тьма опустилась на поле сражения, покрыв груды мертвых тел. Повсюду стонали раненые, большинству из которых предстояло к утру стать мертвецами. Воины Тимурленга не стремились протянуть спасительную руку каждому уязвленному копьем, стрелой или мечом. Да они попросту и не могли этого сделать, ибо их осталось не много и все они были утомлены долгой жестокой сечей. Спасали лишь тех из своих, кого признавали, да еще тех немногих, чьи богатые доспехи позволяли рассчитывать на награду. Прочих же ждали забвение и смерть. Когда взошли звезды, оставшиеся в живых покинули гибельное поле, предоставив умирающих своей горькой участи. Ушли и мародеры, ибо им некуда было спешить — грядущее утро обещало богатую поживу. Остались лишь груды тел, слетевшиеся со всех сторон вороны да звезда Бахрам, взирающая на политую кровью землю мертвенным багряным зраком. Остались боль и печаль.

В стане Тимура царило ликование. Победители бурно праздновали свое торжество. Господин счастливых обстоятельств повелел, нарушив закон, не жалеть для воинов вина, сберегаемого ради такого случая. У тысяч разожженных в ночи костров шел пир. Витязи жадно глотали дурманящий сок лозы, давясь, пожирали сочащееся кровью мясо и хвалились друг пред другом подвигами, свершенными днем или выдуманными ближе к вечеру. Все были хмельные — более от ликования, нежели от вина и жирной баранины.

В шатре Тимурленга собрались те, кто вершил победу, пятнадцать эмиров, ровно половина из тех, что повели в бой тумены. Здесь же были и проигравшие — сиятельный Баязид и три его полководца. Тимур с великодушием победителя отвел им место подле себя и щедро оделял яствами с собственных блюд, но сладость этих яств не могла приглушить горечь поражения. Здесь же была и Лейла — женщина, вопреки всем обычаям допущенная на пир и восседавшая у самых ног Господина счастливых обстоятельств.

Пирующие вели себя шумно и крикливо, как обыкновенно случается с людьми, только что пережившими смертельную опасность. Часто подливая вино в стремительно пустеющие кубки, они кричали здравицы в честь своего повелителя, славили его мудрость и доблесть. При этом большинство из них не забывали упомянуть и себя. Сего соблазна избежали лишь двое: мудрый Саиф-ад-дин, слава которого и до сегодняшней битвы была столь велика, что глупо было бы стремиться умножить ее, да могучий Исфендияр, умеренный как в питье, так и в слове. Вынужденный по настоянию Тимурленга произнести речь, Исфендияр ограничился тем, что восславил своего господина да помянул о подвиге его достойной гостьи, что сумела обратить прочь прорвавшихся к холму всадников. Как это случилось, Тимур никому не рассказал, но всем было ясно, что без колдовства не обошлось. Теперь уже Шева совершенно не сомневалась, что Арктур узнал ее, но последнее обстоятельство мало беспокоило Охотницу. Сразу по окончании битвы она связалась с Суртом, и тот принял меры, чтобы в этот раз не дать Арктуру ускользнуть. Хроноперехватчики блокировали все временные потоки, а неподалеку от холма, на котором расположились пирующие, заняли позиции агенты Управления, перекрывшие все возможные пути перемещения в пространстве. Арктуру некуда было бежать. Должно быть, он и сам понял это, потому что все чаще и чаще Шева ловила на себе его пристальный взгляд, в котором поочередно мелькали то удивление, то растерянность. Казалось, Арктура изумлял сам факт того, что Шева все же сумела добраться до него. Но право, это было не так уж сложно. Арктур переоценил собственные возможности и недооценил своих противников. Ему следовало действовать не столь опрометчиво. Но он решил погеройствовать и вышел из тени, где он должен был скрываться вплоть до того мгновения, когда копье окажется в его руках. Страсть к красивой позе погубила Арктура, бывшего, впрочем, далеко не первым в длинном списке тех, кто поддался пагубному чувству.