«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается

— Абсолютно исключено! Видите ли… — Профессор снова тянется за блокнотом с авторучкой.

Майор дружеским движением останавливает руку профессора.

— Ясно. И потому украли все ампулы. Какова их стоимость?

— На медицинском конгрессе в Вене одна австрийская фирма предлагала за патент два миллиона.

— Скажите, товарищ профессор, а еще кто-нибудь знал об этом предложении?

Профессор встает, подходит к окну и с минуту задумчиво молчит. Наконец он оборачивается.

— Не припомню… то ли присутствовал при этом доктор Эрберт, то ли нет… Просто не могу вспомнить.

* * *

Разумеется, можно послать с дежурным милиционером повестку и спокойно ждать, когда Пурвит явится. Номер машины и внешние признаки известны, посты автоинспекции оповещены. Рано или поздно воры будут пойманы. Но Маре вовсе не хочется сидеть сложа руки.

Нет, нельзя терять ни минуты. Надо сейчас же идти в таксопарк, еще раз допросить шофера похищенной машины, собрать сведения о нем, лично познакомиться с обстановкой. Заранее обдумывая вопросы, которые она задаст Пурвиту и его товарищам, Мара спешит домой.

Прийти в таксопарк в форме нельзя — это ясно. Значит, надо что-то другое, более подходящее к случаю. Аккуратно прибранная матерью комната через несколько минут преображается. Одно за другим на тахту летят «забракованные» платья, блузки, кофточки. Наконец этот шторм стихает — Мара остановила свой выбор на темной юбке и светлой блузке, вырез которой скромно прикрыли концы ярко-алой косынки. Мара осматривает себя в зеркале. Настроение у нее поднимается, она даже начинает насвистывать.

Что ж, можно идти!

* * *

Таксопарк расположен на тихой окраинной улочке. Небольшие деревянные домики разделены заборами, на которых сушится белье. Когда появляется Мара, электрические часы над воротами гаража показывают без четверти двенадцать. Стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь (не зря Григаст на каждом шагу напоминает, что личные наблюдения ценнее любой фотографии), Мара идет по забитому машинами двору. Транспаранты: «Осторожно, туман!», «Осторожно, гололед!» — не освещены. Сегодня чудесный, ясный денек ранней осени, солнечные лучи играют на лакированных боках таксомоторов, образуют маленькие яркие радуги в тучах брызг вокруг моечной эстакады. Словно перекликаясь со сверкающими струями воды, в черном проеме открытой двери мастерской рассыпаются искры электросварки.

В ожидании начала смены шоферы разговаривают, балагурят, иные уже сели за руль и курят, дожевывают бутерброды. В укромном уголке двора, который невидим из окна конторы, сидят четверо и режутся в карты на пустой бочке из-под горючего.

Появление Мары вызывает всеобщий интерес.

Луриньш — все на нем, включая и галстук, словно куплено в комиссионном магазине — прищелкивает языком.

— Ого!..

Другой шофер, высунув голову из-под капота мотора, восхищенно поднимает большой палец.

Луриньш уже нашел новую мишень для зубоскальства.

— Не так надо, Мурьян, грудью! — кричит он. — Разве не знаешь, как детей кормят?!

Это относится к молодому шоферу, который дает девочке лет пяти бутылку молока. У обоих белокурые волосы, одинаковые голубые глаза. Сразу видно, что дочка удалась в отца.

— Не глазей на дядю, Расма, — не смущается Мурьян. — Завтра пойдем с тобой в зоопарк, там я покажу тебе настоящую обезьяну.

Мара уже собралась было завернуть в контору, но неожиданно замирает на месте. В ворота въезжает таксомотор. Мара тотчас узнает человека за рулем — вчера он сидел в кафе вместе с Пурвитом и блондинкой. Стало быть, он тоже шофер такси и работает в этом парке! Интересно, интересно, как сказал бы Григаст…

Межулис вылезает из машины. Мара подходит к Доске почета и делает вид, будто внимательно изучает ее. Украдкой выглянув из-за столба, она видит, что Межулис прямиком направляется к Луриньшу.

— Ну, есть что-нибудь? — слышит она вопрос Межулиса.

Луриньш не спешит с ответом. Он с важностью достает из кармана пачку «Честерфилда» и щелкает по донышку большим пальцем. Из пачки выскакивает сигарета.

— Можно достать ананасы… На, закури!

Межулис презрительно смотрит на американскую сигарету и так же демонстративно вынимает смятую пачку «Беломора». Оба не видят Мару.

Зато Мара замечает, что Межулис, прежде чем прикурить, старательно сминает мундштук папиросы. Точно так же был смят мундштук окурка, который она видела около кафе, на том месте, где стояло украденное у Пурвита такси. Теперь она прислушивается к разговору с удвоенным интересом. И уже следующие слова Межулиса кажутся более чем подозрительными.

— Можешь вечером приехать, — тихо говорит он Луриньшу. — Покрышки есть.

— Где достал? — спрашивает Луриньш, безуспешно щелкая зажигалкой в форме пистолетика.

— Не твое дело! — отрезает Межулис. Отведя в сторону руку Луриньша с зажигалкой, он зажигает спичку, затягивается и уже несколько дружелюбнее добавляет: — Я же не спрашиваю, где ты берешь ананасы.

Они уходят. Мара некоторое время еще стоит у Доски почета. Межулисом надо поинтересоваться — это ясно.