Tobeus

Когда наш поезд прибыл на вокзал, на улице уже была чёрная ночь, темноту которой разделяли на куски чёрные высокие фонари, они работали чередуясь, первый горит, второй нет, наверное, для экономии. По вагону прошёлся проводник оповещая всех, что поезд прибыл, а я через окно заметил людей в серой, такой она казалась тогда ночью, военной форме, у них были закрыты все части тела кроме глаз. За спинами они носили автоматы, и внимательно, не отводя взглядов, смотрели за поездом, будто он может передумать и резко поехать дальше.

Мы вышли из вагона и не успели ступить на землю, как маме по плечу постучал человек в форме, когда она испуганно посмотрела на него он указал на группу людей, таких же, как и мы, возможно я их даже видел раньше в поезде. Мы безропотно пошли туда, куда нам указали. Было видно главного человека, он единственный разговаривал здесь, не сказать, что как-то злобно, но настроен был явно недобродушно, его форма так же отличалась — была немного светлее, чем у остальных солдат или полицейских.

Спустя какое-то время, за которое я снова успел промёрзнуть до костей и начал кашлять, каждый раз испытывая всё новые оттенки боли в лёгких и в горле, нас развели по помещениям на подобие тех, что были на границе в Беларуси. Сюда вошёл, кажется тот же мужчина, что разговаривал возле поезда и рассказал почему мы находимся именно здесь и сколько будем находиться.

Оказалось, что тут будет проводиться повторное установление личности и, если у них не возникнет никаких подозрений — добро пожаловать в Россию. Было тепло и я заснул, проспал я кажется совсем чуть-чуть, вроде бы только закрыл глаза, как тут же отец разбудил меня и сказал, что нам надо идти, я спросил куда и уже не помню, что он мне ответил.

Как можно догадаться — нам разрешили окончательный въезд. Мы были вольны двигаться в любую сторону без ограничений. Но исходя из тех денег, что у нас были двигаться мы могли только по самому Смоленску.

Каким-то образом родители нашли нам жильё, вроде им подсказали такие же беженцы.

Я помню эти трущобы. Мы сняли одну маленькую комнату, которая, наверное, не сильно превышала размеры нашего купе в поезде. Стены были выкрашены тёмно-зелёной краской, которую можно было увидеть только днём, потому что никакого электричества тут не было, с наступлением темноты свет в нашем новом доме был разве что от редких уличных фонарей. Но это было совершенно не важно, главное, что тут была вода и какое-никакое отопление, создававшее небольшую положительную температуру внутри помещения. Отец сказал, что можем прожить тут минимум месяц, на те деньги, что есть. Сотню он уже успел потратить на пауэр-банк для телефона, с помощью которого и хотел узнать где можно найти работу и куда нам двигаться дальше. Потому что оставаться в Смоленске надолго было очень тяжело, этот город в который постоянно пребывали люди из других стран, как и во многие пограничные города России теперь. Цены вырастали каждый день, а поняв, что вы приезжий и русские, и такие же приезжие как мы, но чуть укоренившиеся, взвинчивали и без того завышенные цены на любой, без исключений, товар.

Отец всё-таки нашёл работу, он был кем-то вроде грузчика, если я ничего не путаю, мама тоже куда-то уходила на целый день, а я оставался один в нашей тёмно-зелёной комнате. Постоянно я испытывал какой-то необъяснимый для себя самого страх, днями я мог сидеть около окна выглядывая кого-то из своих родителей, но не увидев их глаза щипали слёзы. К тому же проблемы со здоровьем давали о себе знать, я кашлял всё громче и всё кажется страшнее, мама, приложив руку ко лбу сказала, что температура у меня точно есть и надо врач. Помню, как отец полез считать деньги, запрятанные в дебрях старой, покосившейся мебели, которая шла в дополнение к нашей квартире, и сказал, что тут вряд ли хватит на врача. Как обычно, что гражданам не стоило почти ничего, для таких как мы обходилось в целое состояние, но если учесть, что в другие страны попасть вообще нельзя или это могут сделать только очень богатые люди, то обижаться не на что.

Дни шли, я, то кажется, шёл на поправку, то заболевал снова, родители стали пропадать на ещё больше времени, а эта комната, из которой я не выходил с того дня как мы сюда приехали стала давить на меня ещё больше, буквально сводя с ума в те часы, когда я находился здесь один, особенно жутко мне становилось, когда я думал, что это вообще никогда не закончится, что я всю жизнь проведу в этих шести, а может четырёх квадратных метрах.

С едой дела более или менее наладились, я ел не самое плохое в мире, иногда несколько раз в день, изредка, может быть раз в месяц я даже мог помыться горячей водой и хоть и самым дешевым мылом, но меня устраивало. Мы бы, наверное, так и жили, но помню в одно утро я встал, сделал несколько шагов и будто перестав чувствовать ноги просто рухнул на пол.