Тобиас

— Почему у меня не получается? — раздался обиженный голос Северуса. — Перемещаться я быстрее папы научился, а здесь не получается.

— Я не знаю, кто вас учил перемещаться, Север, но вы учились это делать, не прибегая к палочке и не произнося заклинание, — проворчал старик. Отец с сыном переглянулись и снова взялись за палочки. Аберфорд понял, что источник своих знаний Снейпы не откроют.

— Хватит, — вдруг сказал Виктор. — Север, ты должен научиться правильно выговаривать заклинание. Движение палочкой у тебя выходит хорошо, а вот слова ты коверкаешь. Поэтому ничего и не получается. Потренируйся пока произносить Вингардиум Левиоса, — он отчетливо произнес заклятье. Северус кивнул и подошел к зеркалу, из которого раздался громкий вздох. — Аб, у магов есть «сыворотка правды»?

— Веритасерум, мы его с тобой готовить будем. Он входит в ЖАБА.

— А у тебя есть готовый?

— Есть, а что? — Аберфорд подозрительно посмотрел на Виктора.

— Я когда-то успешно мог противостоять действию маггловской химии, мне нужно попробовать магический аналог. Только, если хочешь присутствовать, то должен поклясться, что если я не смогу с твоим веритасерумом справиться, услышанное останется здесь, в этой комнате.

— Заинтриговал, — пробормотал Аберфорд. — Я могу дать Непреложный обет. Но нужен третий участник.

— Ты можешь дать обет Северу, — нашел выход Виктор.

— А давай, — старик с минуту подумал и махнул рукой. — Сейчас я тебя научу, как это делается.

Северус отнесся к этому, как к новой игре. Его явно забавляла торжественность момента и некая помпезность самого действия. Но он с серьезным выражением лица выполнял все, что от него требовалось.

Спустя час, когда огненная нить обвила руки Аберфорда и Северуса, Виктор опустился на стул. Старый маг ушел куда-то за стойку и загремел бутылочками. Вытащив маленький флакончик с прозрачным содержимым, он поспешил к Виктору.

— Три капли на язык, — Аберфорд протянул веритасерум Виктору.

— Ты можешь сделать так, чтобы нас Север не услышал? — старик кивнул и произнес заклинание. Виктор сосредоточился; его учили, что главное — не потерять связь с реальностью. Отвинтив крышечку, он капнул три капли себе в рот и стал прислушиваться к ощущениям.

Он ничего не почувствовал. Не было ничего общего с действием химии. Не было оглушенного сознания, словно получил мешком по голове, и голос собеседника не звучал как сквозь вату, когда практически не осознаешь, что у тебя спрашивают, но отвечаешь. Единственное, что было общим — это сухость во рту. Захотелось пить, и Виктор сосредоточился именно на этом ощущении.

— Как тебя зовут? — вопрос был задан неожиданно, и Виктору очень сильно захотелось на него ответить. Причем ответить правду. Правду говорить было нельзя, но что-то сказать было нужно, потому что в голове появился звон, и Виктор знал, что избавится от него, когда ответит на вопрос.

— Пить хочется, — наконец, выдавил он из себя. Звон слегка ослаб, потом начал нарастать.

— Что? Я спросил, как тебя зовут, а не про то, что тебе хочется пить, — Аберфорд растерялся.

— Вот я и говорю, пить очень сильно хочется.

— При чем здесь это?

— Когда мне вкалывали калипсол, тоже пить хотелось, но пить было нельзя. А так хотелось. Потом нам принесли поесть, и там был суп. Суп — это же практически вода, и мы пили эту воду.

— Как тебя зовут? — с нажимом спросил Аберфорд.

— Меня? А почему это тебя интересует? Меня вот, например, интересует, после этого снадобья воду можно пить? — Виктор почувствовал, как учащается его пульс, зато назойливый звон в голове, заставляющий назвать свое имя, стал терпимее. Он вдруг вспомнил, что во время той тренировки плакал и рассказывал, как его в десятом классе отшила Катька Митрофанова. Им показывали запись этого тренировочного допроса. Принцип оказался тем же. Болтай любую чушь, только говори, пока не почувствуешь, что действие снадобья ослабевает. — И вообще, что в имени тебе моем?

— Я в последний раз спрашиваю, как тебя зовут?! — Аберфорд повысил голос. Он знал, что действие зелья скоро закончится, а его ученик еще не ответил ни на один вопрос.

— В последний раз? — слова давались с трудом, норовя сложиться в имя. — Ты меня обманываешь, сейчас опять ведь спросишь.

— Где ты служил? — Аберфорд сел обратно на стул.

— Где я служил? — Звон снова стал сильнее. Но Виктор понял, что это последний рывок. — Тсс, это тайна. Это военная тайна. Там, где я служил, у нас даже имени не было. Только позывной. А позывной не должен быть ни в коем случае связан ни с именем, ни с родом деятельности, ничто не должно намекать на то, кто ты. Хочешь знать мой позывной? Только это тоже секрет. Нельзя называть свои позывные никому.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Как — зачем? Ты спросил мое имя, а позывной — это тоже имя, только другое, и его нельзя называть, — Виктор уже с трудом различал собственные слова, и вдруг звон исчез. Просто исчез, как будто его и не было. Мужчина расслабился и, широко улыбнувшись, сказал: — Меня зовут Тобиас Снейп.

— Так, и зачем я давал Непреложный обет? — Аберфорд отменил заглушающее заклятье.