Но, может, он намекал и на другого «спасителя», на зятя Распутина Бориса Соловьева, обосновавшегося на нелегальном положении в Тюмени на все время «тобольского сидения» Романовых и уполномоченного Вырубовой на организацию их побега.
Как свидетельствует Соколов, допрашивавший пойманного контрразведкой Соловьева в декабре 1919 года во Владивостоке, распутинский зятек, все время отсиживавшийся в Тюмени, бросился в Тобольск лишь тогда, когда оттуда отправилась последняя партия Романовых — Алексей с сестрами. В тот самый день, когда они проехали Тюмень! Как будто он только этого и дожидался.
Как пишет Соколов — «…Там он видел Анну Романову (горничную) и узнал от нее, где в Тобольске находятся царские драгоценности, часть которых была оставлена там».
Возможно, что Соловьев съездил не напрасно и кое-что попало ему в руки. Соколову, например, было известно, что он продал содержанке атамана Семенова за 50 тысяч рублей бриллиантовый кулон. Шаг, надо прямо сказать, рискованный — атаман Семенов, известный живодер и бандит, не гнушавшийся ни организованным, ни индивидуальным грабежом, узнай он об этом сразу же, не оставил бы Соловьева без внимания и выколотил бы из него все ценное, что тот имел.
А может, и выколотил? А может, другие выколотили — колчаковские контрразведчики, арестовавшие его во Владивостоке? Но, возможно, кроме этого кулона (может, даже и не романовского) у него ничего и не было?
Чем больше вчитывался Михеев в эту литературу, тем тверже убеждался в том, что какая-то часть ценностей, привезенных Романовыми из Царского Села, должна была остаться в Тобольске.
Возможно — очень большая часть. Едва ли дело обошлось только ожерельем и шпагой. И только ли женский монастырь и отец Алексей замешаны тут? Все данные «беллетристики» подводили к тому, что историю эту нужно копнуть глубже и шире.
И первый вопрос, который встал перед Михеевым, был именно глубинным, ведущим к фундаменту этой истории.
Зачем они прятали драгоценности?
Несмотря на его «странность», вопрос был весьма существенным. В самом деле, если прятали с одной целью, то клад следовало искать в одном месте, а если с другой целью, то — в другом.
Итак, почему Романовы решили спрятать драгоценности? — раздумывал он. — Ведь на них никто в Тобольске не покушался… В сотнях чемоданов можно было сохранить что угодно. Личным обыском Романовым пригрозили однажды, да и то для острастки… Александра Федоровна и ее дочери при выходах в церковь щеголяли диадемами и ожерельями. Дело, очевидно, в том, что драгоценности имели теперь иное значение — как компактный фонд средств, с помощью которого можно было на ходу расплачиваться за мелкие и крупные услуги. Тем более, что бумажные деньги в те дни обладали весьма эфемерной ценностью. Золото же в монетах найти в тот момент было трудно.
Но для чего им средства? Конечно, деньги нужны были и «дома» — для повседневного содержания семьи, свиты и челяди. Романовы привыкли жить широко. Вначале это им удавалось и в Тобольске. Да так, что иногда губернаторский дом оставлял жителей города без продуктов, скупая на базаре весь привоз. «Двор», численностью в 50–60 человек, умудрялся объедать 20-тысячный город!
Однако в феврале 1918 года широкой жизни пришел конец — поступило предписание Народного Комиссариата имуществ республики: ограничить Романовых в пользовании средствами, находившимися на их счетах в русских банках. На каждого члена семьи было разрешено расходовать не более 600 рублей в месяц. Это и на питание, и на содержание прислуги, и на все другие хозяйственные нужды. К тому же было приказано перевести всю семью и «двор» на солдатский паек.
В заграничных банках на личных счетах Романовых к моменту революции лежало 14 миллионов рублей, но попробуй, доберись до них.
Да, денежки, конечно, были нужны. Но — не менять же на базаре бриллиантовые кольца и броши на масло и мясо? Да и с «карманными деньгами» Романовы нашли выход из положения, выход, о котором охрана не знала. Оказывается, в Тобольск систематически приходили деньги, пересылаемые кружком Вырубовой и другими монархическими организациями. И деньги немалые — только заводчик Ярошинский передал для этой цели Вырубовой в разное время 175 тысяч рублей.
Нет, для «дома» денег хватало, драгоценности нужны были не для этого.
Вернее всего, цель была одна — приготовить их на случай побега. Ведь он мог быть организован так, что с собой не удалось бы взять не только чемодана, но и лишних подштанников — царя могли «похитить» по дороге в церковь, например.
Но была ли надежда на побег? Или это лишь домыслы и предположения, вызванные тревожной обстановкой тех дней?
О нет… Хотя белогвардейская печать впоследствии почти единодушно утверждала, что такого умысла не было, что не было ни мыслей о побеге у бывшего царя, ни чьих-то попыток к организации его.