— Что с Анелей Викентьевной мы уж предварительно побеседовали, вы, я думаю, догадались и сами? Не скрою, она тоже пыталась что-то отрицать. Но, — развел руками Михеев, — убедилась, что это бесполезно.
Он улыбнулся, предвидя, что Пуйдокас в ответ вымолвит свое «угу». И не ошибся.
— А что она вам сказала?
— Ну, Константин Иванович… Вы у меня хлеб отбиваете. Не будем меняться ролями: я буду спрашивать, а вы отвечать.
Пуйдокас снова угукнул.
— Но скажу, что ответы Анели Викентьевны позволили мне сделать вывод, будто вы не хотите помочь нам. Помните ваше «чем могу»?..
— У каждого своя забота.
— Совершенно верно. Могу еще добавить, что здесь у нас ждет встречи с вами ваша старая знакомая Клавдия Михайловна Кобылинская…
Пуйдокас еле заметно нахмурил брови.
— …которую вы вот не знаете, а она вас знает.
— Угу, — отозвался Пуйдокас.
— И Викторина Владимировна Никодимова, которая сдавала вам по рекомендации Кобылинского мешочки с драгоценностями — своими и графини Гендриковой…
Пуйдокас вспоминающе завел вверх глаза и отметил для себя:
— И Никодимова…
— И вот, что же нам теперь делать? В прятки играть, в кошки-мышки?.. Может, повторить вопрос?
— Какой?
— Первый. О драгоценностях.
— Надо подумать, — деловито, словно ведя разговор о коммерческой сделке, заметил Пуйдокас.
— Подумайте. Только не очень долго. Как-никак, люди ждут. Скажем, до завтра. Идет?
— Угу, — ответил Пуйдокас.
«Подумать-то он, конечно, подумает, — размышлял Михеев. — Только вот — о чем? Уж во всяком случае не о том, как выложить все, что он знает. Скорее наоборот — как бы возможно больше скрыть и от возможно большего отречься. А я, выходит, передышку ему для этого дал».
Так оно и вышло. При очередной встрече Михеев со скучающим видом повторял вчерашние вопросы, а Пуйдокас, как и ожидалось, коротко и резко отвечал на них, отрицая все. Нетрудно было догадаться, что до тех пор, пока он сам не услышит показаний жены, не увидит Кобылинскую и Никодимову, он будет думать, что его берут «на пушку».
— Ну, что ж, докажем, что мы не пушкари, — сказал себе Михеев, записав ответы Пуйдокаса. Дав их ему на подпись, он послал за Никодимовой.
— Не помню, — заявил Пуйдокас, в ответ на вопрос — знают ли они друг друга.
— Да, знаю, — ответила Никодимова.
— Брал ли у нее на сохранение какие-нибудь вещи? Не помню. Много их тогда ко мне ходило. Кое у кого и брал. А потом вернул.
— Но мне-то вы их не вернули, — сказала Никодимова, с презрением глядя на него.
— Значит, не брал.
— Нет, брали. Вот и Анеля Викентьевна призналась. Зачем же лгать… Fi, donc!
— А что, она сказала, будто я брал у вас вещи?
«Хочет-таки выведать, что показала жена!» — отметил про себя Михеев и решил — ну, пусть, пока это даже на пользу.
— Да, сказала.
— И что я не возвратил их?
— А вот это уж нельзя, — прервал его Михеев. — Вы опять отбиваете у меня хлеб, Константин Иванович. Нехорошо…
— Она сказала, что вы их почему-то отдали Кобылинскому, а не мне, — ответила на вопрос Никодимова, не поняв замечания Михеева. Но тот не возражал — все пока шло по его плану.
— Значит, отдал, — невозмутимо подтвердил Пуйдокас.
— Кобылинскому? — переспросил Михеев.
— Кобылинскому.
— Так вы же его не знаете.
— Значит, знал.
— Знал, да забыл?
Пуйдокас не ответил. Михеев позвонил и попросил увести Никодимову.
— Видите, Константин Иванович, мы и начали кое-что вспоминать, — начал он, проводив Никодимову. — О чем дальше будем вспоминать? О Кобылинских?
— А, что там вспоминать, какие-то два мешочка, неизвестно с чем, — махнул рукой Пуйдокас. — Где их упомнишь в той суматохе. У меня своего добра пропало в сотни раз больше, я и то не вспоминаю…
— Да нет, тут не только о двух мешочках речь.
— О чем же?
Михеев вызвал Кобылинскую.
— Вот, в присутствии Клавдии Михайловны, которую, как выяснилось теперь, вы знаете, задаю вам такой вопрос. Ваша жена, Анеля Викентьевна, утверждает, что драгоценности Романовых, переданные вам в свое время полковником Кобылинским, вы возвратили ему же. Когда и при каких обстоятельствах вы вручили ему их?
Пуйдокас помешкал, пожевав губами. Испытующе посмотрел на Кобылинскую, но, встретив ее напряженноожидающий взгляд, отвернулся.
— Не помню.
— Надо вспомнить, Константин Иванович. Это просто необходимо, — строго сказал Михеев.
— Что вы со мной делаете! — сокрушенно прошептала Кобылинская, прикладывая к глазам платок. В ее взгляде зрело отчаяние.
— Не можете вспомнить?.. Значит, вывод один — вы их не возвращали Кобылинскому, а присвоили себе и размотали.
— Ну, уж размотать-то я бы их не размотал.
— Как вы с ними обошлись, мы еще выясним. А сейчас вам или надо снять обвинение против Кобылинских, или доказать его.
— А что доказывать? Встретились один на один, передал из рук в руки. Вот и все.
— Где, когда?
— Не помню.
— Ну вот, опять за рыбу деньги, — не выдержал Михеев.
Не выдержала и Кобылинская. Скомкав мокрый платок, она резко выпрямилась и, блестя гневными глазами, все более распаляясь, бросала ему в лицо фразу за фразой: