Точите ножи! (СИ)

Бойцы «Детей» обсуждают коварное предательство, причем раз за разом, с присущей чу-ха эмоциональностью и приукрашениями. А еще они составляют расстрельные списки и планируют жестокое возмездие.

Когда меня вводят, все разом замолкают, а кое-кто даже чертит напротив сердца охранные знаки.

Как и несколько часов назад, меня заставляют встать напротив огромного, как платформа для посадки ветростата, столом вожака. Какое-то время тот молча сверлит меня коронно-раскосым взглядом ярко-зеленых глаз.

Все молчат, все чего-то ждут.

Так тихо, что я слышу слабый треск, с которым в лапе Нискирича тлеет очередная скрутка. А затем боковая дверь кабинета распахивается, будто по ней влупили из ассолтера, и в комнату юрким смерчем врывается Амма.

Девчонка уже переоделась в новенькую куртку с портретами любимых героев известного манга-шоу. Она выглядит слегка исхудавшей, еще не совсем оправившейся от стресса, но все столь же неугомонной.

Из-под высокого ворота блузки тревожно выглядывает краешек повязки: чуть позже я узна ю, что когда взбешенные «Дети» ворвались в убежище похитителей, один из запаниковавших дерьмоедов попытался избавиться от заложницы…

Не успевают широкоплечие, тотально усыпанные шрамами ближники Нискирича ухватить его вертлявую любимицу, как она подлетает прямо ко мне. Без лишних слов прыгает на шею, обвивает ногу хвостом, и разом подтверждает тезис, что слухи в Юдайна-Сити распространяются куда быстрее ветра, а у стен есть уши…

Амма чуть отодвигается, заглядывает мне в глаза и громким шепотом спрашивает, я ли ее спас.

Я что-то мямлю. Ощущаю тяжелый взгляд ее отца и сбивчиво отвечаю, что, технически, почти так и случилось… но на самом деле за спасение ей стоит благодарить исключительно папеньку, и все в таком роде.

От неубедительности собственных слов мне становится очень не по себе, причем это въедливое чувство даже вытесняет страх наказания за неведомый для крыс талант.

Девчонка целует меня в щеку, щекотно и влажно прижимаясь мокрым носом к небритой щеке. Затем спрыгивает, совершенно отцовским жестом потирает подбородок, невольно прикасается к повязке под ним, задумчиво кивает сама себе, шустро снимает с пальца серебряное кольцо и при десятке обомлевших свидетелей называет меня Старшим Братом.

Я дрожащей рукой принимаю подарок. Кланяюсь названной сестричке, красный от страха и стыда. И краем глаза наблюдаю за казоку-хетто, неподвижным и стиснувшим челюсти так, что сейчас захрустят зубы.

Наконец тот медленно кивает.