Точка

И только Богородица тепло улыбалась нам, даря свою радость.

Оставив Стеллу наедине с воспоминаниями, я выбежала на улицу, всей грудью вдохнула свежесть невероятной ледяной сказки и закричала:

– Люди! Как же сильно я люблю свой город, свой дом, свою семью!

Детский плач, требовательный и недовольный, заставил оглянуться.

Окно спальни окрашено мягким светом ночника. Там – мой маяк, моя жизнь, моя судьба.

– Не бойся, я с тобой! Всё хорошо, всё очень хорошо! – я бежала домой, и слёзы радости смывали остатки застывшего прошлого, очищая сердце и душу.

Всё встало на свои места. События, год назад перевернувшие мою жизнь, наконец пришли к своему завершению. Можно ставить точку.

Однако и эта точка, как и всякая другая, не конец, а только начало, трансформировавшееся из прожитого. Это моё твёрдое убеждение.

Год назад – 22 октября – умерла Мирра Львовна.

Скрип внезапно открывшейся входной двери расставил тогда, как мне казалось, все точки над «i».

– Это вы виноваты в смерти этой женщины! Вы и никто другой! Я ненавижу вас, господин Июльский! – я кричала от боли и била по щекам хозяина частной строительной компании «Июль-сервис». – По вашей вине эта женщина жила в холоде без воды и освещения! И вы никогда не будете прощены! Чудовище, вот вы кто! Чудовище с каменным сердцем!

Как больно, Господи. Как больно было ставить эту точку.

Прошёл месяц. На работе я взяла отпуск за свой счёт. В моей жизни это была первая смерть близкого человека. Так сложилось, что бабушки и дедушки не дожили до моего рождения. Я не знала, как может любить своих внуков бабушка, каково это – сидеть на коленях у деда.

Год назад судьба подарила мне две недели общения с человеком, которого я буду помнить и которого называю своей бабушкой.

Невероятно, но это так.

И вот, в начале декабря я решилась снова подойти к дому Мирры Львовны. До сих пор я не могла этого сделать. Слишком было больно. Спасибо родителям, они поняли меня и поддержали в эти дни.

Вот и сейчас я шла к дому вместе с мамой. Мы говорили о том, что нужно забрать из квартиры и куда всё это поместить. После похорон мама сразу же занялась поиском новых хозяев для кошек, в итоге их удалось пристроить всех вместе в один из детских домов семейного типа под Минском.

Потом она попросила Июльского до сорока дней не делать ремонт в этой квартире.

Не знаю, как там продвигалось дело, но сейчас издалека дом смотрелся более ухоженным: все окна застеклены, по всей видимости, обновлена крыша – из-за вчерашней метели рассмотреть получше не удавалось.

Окна квартиры № 2 выглядели, как и прежде. Значит, их не заменили.

Мы подошли ближе. Новая деревянная дверь в подъезд была чуть приоткрыта. Новое крыльцо. Я вошла. Приятный фисташковый цвет стен. Чисто. Светло. Тепло.

В явной дисгармонии к окружающему была только видавшая виды, обитая чёрным дерматином дверь в квартиру Мирры Львовны.

– Мила, ты открывай, а я зайду в ближайший магазин за пакетами. Нужно же всё это куда-то упаковать, – мама вложила мне в руку ключ и тихо вышла, плотно притворив наружную дверь.

Не решаясь войти, я стояла и вспоминала двенадцать октябрьских дней, перевернувших всю мою жизнь.

Внезапный звук приближающихся шагов заставил оглянуться. Со второго этажа кто-то спускался.

– Кто здесь? – я изо всех сил сжала в руке ключ, затаила дыхание.

– Извините, если напугал вас!

Навстречу мне шёл мужчина лет сорока. На первый взгляд – обычный человек. Невысокий, коротко стриженый брюнет с уставшим взглядом голубых глаз, обрамлённых густыми ресницами. Тёмно-синяя куртка. Джинсы. Светлая рубашка. Либо клерк средней руки, либо руководитель небольшой фирмы. А может быть…

– Что вы здесь делаете? – я пыталась угадать перемены во внешнем облике и внутреннем мире собеседника, но их было так много, что казалось, передо мной стоит совсем другой человек.

– Я здесь живу, – Вячеслав Иосифович Июльский подавил неловкий смешок. – Теперь я сосед Мирры Львовны.

Я зажмурилась от внезапно накатившей боли.

– Простите. Людмила, Бога ради, простите! Сам не знаю, что говорю. Я живу в этом доме. Так сложились обстоятельства.

Боль отпустила, я устало прислонилась к стене.

– Ничего. Всё хорошо.

А ещё через два дня Июльский пригласил меня в кафе, где и произошло событие, ещё раз перевернувшее мою жизнь.

– Люда, я прошу у вас прощения за своё поведение при нашей первой встрече. И вообще. Глупо тогда всё получилось. Страшно и глупо. Что ж, поделом. Судьба наказала меня. Но я не жалею. В одночасье я потерял всё: фирму, деньги, жильё. Остался только этот дом. Только этот дом – старый, требующий ремонта. И теперь, когда у меня ничего нет, я снова прошу вашей руки и сердца. Я обещаю любовь, уважение и взаимопонимание. Да, где-то это безумная затея – выйти замуж за человека, потерявшего бизнес, но не сказать этого я вам не могу. Людмила, я люблю вас! – и он подарил двенадцать красных гвоздик. (Спасибо, Дюрер!)