Точка бифуркации

«Мексика, например», – мысленно закончил я. Кстати, надо узнать, есть ли перевод «Капитала» на испанский язык. Наверное, есть, но вдруг? Тогда надо будет срочно подсуетиться. Но вот переводов ленинских трудов точно пока нет, а это нехорошо, надо срочно кого-нибудь озадачить. И вообще пора намекнуть Ильичу, что в данный момент самым слабым звеном в цепи империализма является Мексика. Там почти как в России, то есть развитие капитализма происходит в условиях наличия массовых феодальных пережитков, да и колониализм тоже сказывается. Наверняка еще что-нибудь этакое найдется, если копнуть поглубже. В общем, верхи не могут, низы не хотят, не хватает только партии, но это дело решаемое. У нас есть еще три года. Ленин же сам утверждал, что всемирная пролетарская революция с наибольшей вероятностью начнется не в промышленно развитой стране, а в аграрной с преобладанием крестьянства. Так чем ему Мексика не аграрная? Зато там небось ни одной нормальной спецслужбы нет, а в России их целых четыре штуки. И в случае любых не санкционированных свыше революционных инициатив они быстро покажут, что это очень непродуктивный метод социальных преобразований. Вы же, Владимир Ильич, вроде как собирались идти другим путем? Так вот, можно дать наводку. До Гамбурга на поезде, а потом на пароходе… ну, скажем, до Веракруса.

В общем, по результатам беседы с четой Куликовских я решил, что возвращаться в Питер мне пока рановато. Один черт погода нелетная, так что если и ехать, то на поезде. А на нем можно и в другую сторону, то есть в Москву. Пора пообщаться с Зубатовым, пламенные борцы есть не только у Ленина, но и у него. А такой борец – существо своеобразное. К созидательной деятельности он, как правило, относится без малейшего энтузиазма, зато его хлебом не корми, а только дай кого-нибудь или чего-нибудь свергнуть. Иногда, особенно в самом начале, такие люди бывают полезны, но со временем обязательно встает вопрос: куда бы их деть? Вот, значит, одно из предполагаемых направлений вроде как вырисовывается. Потому как я неисправимый гуманист, и более эффективный вариант, в другой истории осуществленный Сталиным в тридцать шестом – тридцать восьмом годах, мне не очень нравится. Да и патронов жалко, они денег стоят. В общем, поговорю с Сергеем, пусть тоже подумает на революционные темы. А там, глядишь, к возвращению в Тверь и погода улучшится до такой, при которой в Питер можно будет лететь на дирижабле.

Вот только, пожалуй, придется посвятить Ольгу в одну страшную и очень государственную тайну. Дело в том, что лететь на дирижабле я вполне мог и в своем натуральном виде. Мало ли куда направился и кого повез борт номер один! Да он чуть ли не каждый день летает, не вызывая особого интереса. Однако если в поезд просто так попытается сесть его величество император, получится, мягко говоря, ажиотаж, а если назвать вещи своими именами, то полный песец. Поэтому в Москву поедет Юрий Владимирович Андропов. Документы на него у меня при себе, все гримировальные принадлежности тоже, но тут есть небольшая трудность. Дело в том, что в одиночку принять вид Андропова у меня до сих пор получалось плохо. То бакенбарды приклеятся криво, то морщины выйдут какими-то гипертрофированными, то еще что-нибудь. А Ольга одно время интересовалась театром и общее представление о гриме иметь по идее должна.

– Значит, так, сестра, – сказал я, когда она по моей просьбе зашла ко мне. – Я хочу посвятить тебя в одну очень серьезную тайну. Рассказывать о ней никому нельзя, даже Николаю. Впрочем, если совсем уж приспичит, то ему можно. Итак, вот баки и прочая накладная волосатость, вот клей, вот пузырьки с тушью разной консистенции и прочее. Вот он я, а вот фотографии почтенного господина, в которого нам с тобой надо превратить меня. Насколько я помню, гример всегда начинал с морщинок вокруг глаз.

– А я, пожалуй, начну со щек, это проще. Не волнуйся – может, ты и не станешь так уж похож на эти карточки. Но вот себя самого ты точно не будешь напоминать ни в малейшей степени.

Глава 33