Но Пуришкевич-то, Пуришкевич! И ведь поначалу казался этаким рафинированным интеллигентом в пенсне, да и сложения довольно субтильного, а смотри, как зажигает! Честно скажу, я в нем не подозревал такого полемического задора и, не убоюсь этого слова, даже таланта. Как он апперкот провел, а? Прямо-таки одно удовольствие смотреть! Оппонент вдвое его шире и, наверное, настолько же тяжелее, однако брякнулся на пол и лежит, слегка сучит ножками. А Пуришкевич, не упуская инициативы, крутнулся на каблуках и ловкой подножкой подбил ногу еще одному кадету, помельче первого. И, пока тот падал, успел зарядить ему в печень, так что и этот прилег отдохнуть. Не как первый, в рост и раскинув руки, а в позе эмбриона.
Однако против рабочего класса Пуришкевич все-таки не потянул. Тот здоровенный трудовик, что вступил в полемику на стороне кадетов, раскрутил стул и запустил его в главного монархиста. Причем стул был не какой-нибудь венский, который даже ребенок сможет поднять одной рукой, – нет, это было монументальное произведение столярного искусства. И от кресла оно отличалось не габаритами и весом, а всего лишь отсутствием подлокотников.
В общем, эта весомая мебель вошла в соприкосновение с лысиной Пуришкевича и повергла героя, сама при этом развалившись.
– Он хоть жив? – спросил я Зубатова, который организовал и съемку, и данный показ. Да и к развитию сюжета явно руку приложил, насколько я понял.
– Жив, чего ему будет с такой малости. Оклемался к концу заседания и даже рвался вновь принять в нем участие, но его соратники как-то угомонили. Больше всех пострадал Гучков – сотрясение мозга, выбитый зуб и два сломанных ребра. Ну и еще Родзянке основательно досталось по причиндалам.
На экране тем временем продолжалось действие, но уже без прежнего накала страстей.
– Стоп, можно отмотать на несколько секунд назад? Ничего, я подожду.
– Что-то интересное? – спросил Сергей.
– Сейчас увидишь. Вон, смотри в левый угол!
Там некий господин, увернувшись от пролетавшего графина, пал на четвереньки и, быстро прошмыгнув под столом, в темпе покинул президиум.
– Это Ильич, – объяснил я. – Так что этот кусок из ленты, предназначенной для публичного показа, лучше вырезать. Все равно тут особого драйва нет, авторитет же главы коммунистов ронять пока рано. Может, когда-нибудь потом, в преддверии светлого будущего… кстати, а чем все кончилось?
– Ущербом имуществу на четыреста с небольшим рублей и переносом заседания на послезавтра. Плюс еще Милюков оштрафован на сотню за то, что громко ругался матом, и двух репортеров лишили аккредитации – они его перлы записали дословно, остальные же, как приличные люди, обошлись иносказаниями.
– Надо туда подешевле имущество выделять, – вздохнул я. – Наверняка же это не последний диспут. Зачем, например, там такие роскошные стулья? С моей точки зрения, и табуреток хватит, они летают не хуже. А при необходимости их легко привинтить к полу. И, кстати, чего это у тебя трудовики выступали так неорганизованно?
– Как раз наоборот, если бы они поддержали одну какую-то сторону, она получила бы решающее преимущество и действие быстро закончилось бы. А так добавили и тем и тем поровну, ведь товарищ Васечкин один стоит двоих.
Все это на самом деле было реализацией «плана Б». То есть изначально предполагалось, что события могут пойти тремя различными путями. Первый – оптимистичный, он же «план А». Подразумевал, что дума в установленные сроки рассмотрит проект конституции и примет его за основу (естественно, тот проект, что разрабатывали подчиненные Зубатова во главе с Львом Кориным, он же Николай Морозов). Однако столь благостная картина как-то не сложилась – больно уж много партий пролезло в парламент.
Ну, появление там приличного количества членов трудовых союзов никого не удивило. Десяток депутатов от РСДРП – тоже, хотя это была не совсем та РСДРП. Перед самыми выборами в партии произошел раскол, но не на большевиков и меньшевиков, а на социал-демократов и коммунистов. В чем состоят их теоретические разногласия, я так до конца и не понял, ибо гораздо более важным явно был другой вопрос – а кто тут будет главным? Именно по нему консенсус не получился, отчего партий и стало две. Старое название приватизировал Плеханов, но до единства в новой-старой партии было далеко, ибо Георгия Валентиновича активно подсиживал Мартов, а Дан с Церетели вообще пытались сколотить какую-то свою фракцию. Интересно, этот Церетели – предок того самого или просто однофамилец? Как бы он кошмарные статуи не начал строить, надо его чем-нибудь поплотнее занять.
Ленин же стал главой ВКП, то есть Всероссийской коммунистической партии, но она особых результатов в предвыборной борьбе не достигла, от нее в Думу просочились всего четыре депутата. Просто потому, что про эту партию успели узнать далеко не все избиратели.