Точка бифуркации

Я стоял на выходе с платформ, выглядывая курьера, своего московского приятеля. Он показался среди толпы. Заметив меня, он быстрым шагом направился ко мне. Вообще я давно заметил, что москвичи все делают быстро: быстро ходят, говорят, ездят. Не скажу, что меня это раздражает, но такая суетность для нас, питерских, непонятна и чужда. Чтобы скрыться от ветра и дождя, мы решили зайти в шавермочную, выпить чая. Вцепившаяся в новую, недавно уложенную тротуарную плитку между двумя зданиями вокзала, стеклянная, с нелепым фанерным квадратом сбоку, в котором крутился вентилятор, она расточала вокруг резкий запах специй, пережаренной курицы и чесночного соуса. Внутри два посетителя, видимо в ожидании посадки на пригородную электричку, пили растворимый кофе из прозрачных пластиковых стаканчиков. Мы взяли чай. Помешивая длинной пластиковой палочкой в кипятке сахар и чайный пакетик, мы встали подальше от входа и обменялись пакетами. Курьер, обжигаясь, горячим чаем, быстро рассказал последние московские новости. Ему надо было сесть на обратный поезд, который уходил через пятнадцать минут, поэтому он торопился. Ничего нового я от него не услышал. Пять минут спустя курьер, открыв тугую дверь и зябко втянув голову в плечи, шагнул в мартовскую круговерть. До встречи с покупателем оставалось полчаса.

Медленно потянулось ожидание. Захотелось курить. Я засунул руку в карман своего кожаного плаща и нащупал пачку сигарет. В это время, бросив взгляд через мокрое стекло на улицу, я совершенно неожиданно увидел пробегающего мимо Профессора. Весь сжавшийся, не смотря по сторонам, он быстро семенил по направлению выхода в город. Схватив пакет со стола, я рванулся за ним. Выскочив на улицу, я увидел только быстро удаляющуюся спину. Фигура Профессора уже таяла в плотной белой взвеси мокрого снега, который сменил безвольно сеющийся дождик. В три огромных прыжка я догнал Профессора и хлопнул его правой рукой по белому погону, налипшего снега. От неожиданности он немного присел и резко развернулся всем телом ко мне. Гримаса испуганного, но готового к слабому сопротивлению интеллигента, сменялась улыбкой, по мере того как он, узнав меня, приходил в себя.

– Ты зачем усы отрастил, дурик? – перефразируя известную киноцитату, рассмеялся я.

Действительно, Профессор отпустил небольшие рыжеватые усы, придававшие ему вид грустного моржа. Вообще его вид производил впечатление жалкое, почти убогое. Джинсы из секонд-хэнда, черное полупальто, такие же полуботинки, натянутый на глаза красно-зеленый “петушок” и светлые, теряющиеся на бледном лице, усы выдавали в нем молодого институтского преподавателя, который хотел выглядеть старше и солиднее, но ничего кроме усов у него для этого не было.

– Здорово, Профессор! – похлопывая по плечу, приветствовал его я.

– Привет, Тема! – радостно произнес окончательно пришедший в себя Профессор.

– Сколько лет, сколько зим… Пошли, вон…, – я кивнул  в сторону шавермочной, – поговорим в тепле.

– Вообще-то я спешу, – замялся он.

– Но десять-то минут у тебя есть?

– Десять есть, – согласился он.

Заказав себе и Профессору по шаверме и стакану пива, я начал расспрашивать его о жизни. Как всегда, как повелось еще со времен школы, он стал нудно рассказывать о себе. Он женат, имеется маленький ребенок, и работает он после аспирантуры на кафедре философии и политологии. Пишет философскую книгу. Выпив пива и не притронувшись к своей шаверме, я стоял и радовался этой неожиданной встрече. Мне было приятно, что Профессор, съев шаверму, выпив пиво, выкурив мою сигарету, добросовестно отрабатывает угощение, рассказывая какую-то историю из своей кандидатской. Я прислушался к его словам.

– … Предназначение воспринимается как нечто краткое, как молния, которая блеснет в небе, ударив во что-то, и исчезнет, выполнив свое дело, за которым была послана, а призвание похоже больше на длящийся во времени процесс, как истечение вод реки, например, которая призвана нести свои воды к океану, собирая лишнюю влагу в одних землях и давая жизнь в других. Вот так у одних людей есть предназначение, а у других призвание. Одни – орудие Господне, другие – помощники его. Служить своему призванию, значит нести свой земной крест как можно дольше, чем заслужить прощение Господа за грехи свои, а выполнить предназначение – вспыхнуть молнией, осветить на секунду все вокруг и погаснуть…

Тут запиликал мой мобильный. Звонила Светка.

– Ты где? Клиент звонит, спрашивает, – без прелюдий начала она.

– Скажи, пусть идет в шавермочную в торце пригородных платформ, здесь тепло и народу нет.

Не дожидаясь ответа, я нажал кнопку отбоя. Профессор с уважением смотрел на меня и телефон.

– Хорошая штука, – подтвердил я его мысли, только дорогая. Слушай, у меня тут сейчас деловая встреча будет, давай я к тебе заскочу на днях. Номерок телефонный скажи. Он продиктовал. Я сразу забил номер в телефон. – Окей. Я тебе на неделе позвоню. Привет жене, – с этими словами я протянул ему руку, которую он крепко пожал.

“Прикольный он все-таки. Надо будет правда к нему заехать как-нибудь”.