Точка бифуркации

- Вы ведь кристаллографируете? Или уже нет?

- Ладно, давай к делу... На пушку решил взять... Вырежем все улыбки, а текст приобщим... Тоже мне, психологи...

- Ну, так я продолжаю. Как уже было сказано, я освидетельствовал тело и начал составлять заключение. Если говорить откровенно, мое состояние было ничем не лучше, чем состояние Сомова, а его состояние в этот момент можно было аттестовать как глубокий шок. Положение было отчаянным. Наконец, Сомов пришел в себя, сказал, что мне это даром не пройдет, из чего я понял, что удача мне не изменила - я боялся, что при том режиме, какой был использован, он вообще сойдет с ума. Сомов надел скафандр и уже собрался было идти в реакторным отсек. Но тут явился Свеаборг. Он, кажется, сразу понял, что произошло, но ничего не сказал. С этого момента я был отодвинут в тень, и оба эти деятеля приступили к техническим разговорам, смысл которых мне непонятен до сих пор. Я, впрочем, не скучал, хотя занят был, в основном, психологическими наблюдениями и отметил, что контакт и понимание у них полное. Наконец, они приняли какое-то решение. Свеаборг приказал мне надеть скафандр, который принес Сомов, сидеть тихо, на одном месте, и не рыпаться, после чего они ушли. Как выяснилось, потом, они часа четыре колдовали в реакторном отсеке, после чего Сомов осмотрел гулет и вернулся. Я же через два часа замерз насмерть, плюнул и выполз из этого проклятого скафандра. Когда вернулся Сомов, он обозвал меня разными словами, в частности, идиотом, заставил снова надеть скафандр и отрегулировал в нем температурный режим, после чего сообщил решение командира. Реактор, по его словам, работал на грани устойчивости, но имелась надежда, что удастся запустить двигательную установку на полную мощность хотя бы на некоторое время и обеспечить тормозной импульс. План состоял в том, что мы с Сомовым переходим в гулет, отчаливаем и швартуемся к бытовому отсеку в определенном месте, делая попытку скомпенсировать потерю массы в аварийных отсеках и переместить общий центр масс "Вавилова" для балансировки вектора тяги. При этом двигательная установка уже должна была работать на минимальной тяге, и единственное место, откуда можно было управлять режимами ее работы, был центральный пультовой отсек, где и должен был находится Свеаборг, действуя практически вслепую по радинаводкам Сомова. Если баланс будет налицо, Сомов тягой гулета ориентирует "Вавилов", а Свеаборг, оставаясь в центральном пультовой, начнет увеличивать тягу основного двигателя до тех пор, пока это возможно. Сомов, при этом, обеспечивает коррекцию основной тяги тягой гулета. Если реактор начнет кочевряжиться - он так и сказал: кочевряжиться - Свеаборг выдает команду на аварийный сброс реакторного отсека, а в систему управления реактора выдает команду на самоликвидацию. Мы же, то есть я и Сомов, по команде Свеаборга с максимально возможным ускорением отходим от "Вавилова". Если все обойдется - мы возвращаемся, подбираем Свеаборга и на этом, как он выразился, конец первой части.

Я, разумеется, поинтересовался, что будет, если обойдется не все. Сомов ответил, что план действий утвержден Свеаборгом, то есть лицом, исполняющим обязанности капитана, и, следовательно, обсуждению не подлежит. А если этот план не удастся реализовать, полностью или частично, то по результатам немедленно будут внесены коррективы и предприняты необходимые действий в соответствии с обстановкой. Еще я спросил, как он себя чувствует в новом качестве. Сомов посмотрел на меня в упор и выпучил глаза именно таким образом, каким это делал Сомов-старший еще в те поры, когда нам обоим было по четырнадцать лет. "Ты, Ричард, конечно, великий, человек и все такое, - сказал он, - но если ты сейчас будешь путаться под ногами, я тебя переупакую в скафандр высшей защиты и начну регулировать подачу кислорода до тех пор, пока ты не потеряешь охоту задавать вопросы".

- Крут, однако, - уважительно пробормотал Спиридонов.

- Именно, крут. Впоследствии я ему все это припомнил, но тогда, помнится, я очень быстро побежал на камбуз и занялся переноской продовольствия в гулет. Сомов же в это время проверял системы и заливал емкости кислородом. Что произошло дальше, я описывать не берусь. Лично я сидел привязанный к креслу и пытался терпеть. Однако, когда главный двигатель заработал на предельной тяге, я продержался только две минуты, после чего потерял сознание. Поэтому, если вы хотите узнать, что произошло в течение промежутка времени, пока я был без сознания, вам надо подождать Сомова, или... А вот, кстати, и он, легок на помине.

Действительно, из приемной послышался голос Сомова. Он что-то сказал дочери Калуцы - она ответила, после чего дверь открылась, и на пороге показался сам Сомов.

- Ага, все уже в сборе, - сказал он деловито. - Доброе утро. Как самочувствие после вчерашнего?

- Какое, к свиньям, самочувствие, - буркнул Спиридонов. Всю печень тут с вами испортил... Или почки? А, Гиря, что там от коньяка портится?

- Характер, - сказал я.

- Вот, и его тоже... Садись, у нас тут вопросы.