Точка бифуркации (СИ)

– Какими словами им объяснять? – вздохнул я. – Мне маман говорила, что ругаться матом на публике нехорошо, а никаких других слов при виде этих харь в голову не приходит. Может, вы этим займетесь?

– Да, Александр, конечно, я именно это и собирался предложить. Мне в моей долгой карьере и не такие встречались, причем общаться с ними приходилось не только вежливо, но и уважительно. Научился.

Вот уж не знаю, какие именно аргументы (и сколь уважительно у него они получились) озвучил парламентариям Петр Маркелович, но его хорошо поняли. Больше половины инициаторов закона о печати вдруг сказались больными, а почти все оставшиеся проголосовали против его принятия в третьем чтении. Почти – это потому, что двое не вняли доброму слову и попытались донести свое возмущение до рабочих на собрании трудовых союзов Путиловского завода. В отличие от них, рабочие все поняли правильно и основательно отметелили ораторов.

Ну, а мне оставалось только сожалеть. Ведь какой замечательный лагерь для них построили! Я, правда, там не был, но зато видел качественные фотографии. Ничего, если я правильно представляю себе суть демократии, недолго ему стоять пустым. Небось со временем еще и расширять придется.

Глава 27

К началу тысяча девятьсот седьмого года стало ясно, что первая русская революция в общих чертах удалась, то есть привела примерно к тем результатам, которые и планировались. Не без шероховатостей и издержек, конечно, но в общем все получилось неплохо.

Никакого Великого княжества Финляндского в составе Российской империи больше не было. Вместо него на том же месте карты империи скромно разместились две губернии. И граница со Швецией теперь охранялась ничуть не хуже, чем, например, с Австро-Венгрией. Прогрессивная мировая общественность, естественно, взвыла, а я, что не менее естественно, на этот вой начхал.

Николай Николаевич не только выполнил все, что на него было возложено, но даже слегка перевыполнил. Восстание в Хель… в смысле, в Гельсингфорсе было подавлено быстро и жестоко, но под конец великий князь не уберегся. Две пули из «парабеллума» в грудь, лишенную малейшего подобия бронежилета – это серьезно. И я тут был совершенно ни при чем. Когда восставшие поняли, что явно терпят поражение, и их раскатают в блин самое большее через три дня, они отправили три террор-группы с заданием убить командующего гвардией. Одной повезло, но восставшим это не помогло, скорее наоборот. Теперь солдаты никого не пытались арестовать, как раньше, а стреляли сразу, и чаще всего наповал. В общем, восстание было подавлено, а Николай Николаевич уже трое суток пребывал между жизнью и смертью. Я, честно говоря, склонялся к мысли, что второй вариант предпочтительней, но делиться ей с доктором Боткиным, ясное дело, не стал. Ни к чему разрушать уже сложившийся в его представлении светлый образ государя, это будет жестоко. Правильнее поделиться сомнениями с тем, для кого подобное особой новостью не будет, подумал я и по-быстрому съездил на полчаса в Приорат, где встретился с бывшим пограничником, а ныне начальником моей специальной курьерской службы Ефимовым.

– Да, мне тоже кажется, что так будет лучше, – кивнул Викентий Андреевич, выслушав мои соображения. – Не волнуйтесь, Александр Александрович, мы ему обязательно поможем, дело знакомое. Надеюсь, что дня через четыре этот вопрос будет окончательно урегулирован.

Ефимов, как всегда, запросил сроки на операцию с запасом. Уже через день после нашей беседы мне пришлось срочно отправиться в Питер, на Петровскую набережную, где пока никакой «Авроры» не стояло, зато был в наличии дворец Николая Николаевича, и выразить там вдове покойного свои глубочайшие соболезнования.

Это были дела внутренние. Внешние пока выглядели не столь благостно, но тоже в рамках допустимого. Главным, конечно, было то, что буры окончательно потеряли возможность выиграть войну. Если бы они не связывались с осадой городов, а бросили все силы армии Кронье на захват Кейптауна, это у них могло бы получиться. Ну, а потом двойной удар по сходящимся направлениям от Кейптауна и Дурбана на Порт-Элизабет, причем крупных английских сил там не было – и все. Дурбан де ла Рей взял давно, и больше у англичан на юге Африки портов не было. А с высадкой подкреплений на необорудованный берег много не навоюешь.

Именно это им в один голос предлагали все военные советники, но буры продемонстрировали, что не только осел может быть эталоном дурацкого упрямства. Папаша Крюгер спесиво твердил, что освободительная борьба его народа не преследует захватнических целей. Идиот, блин! Кому какая разница, что он там у себя преследует. Важно то, что англичане-то ведут именно захватническую войну против его страны.

Ну, а потом, когда момент был упущен, началось неизбежное. Численность английских войск была доведена до трехсот пятидесяти тысяч человек, и это не оставляло бурам никаких шансов на победу.