А дальше Ильич сделал вывод, что для перехода к социализму необходимо способствовать дальнейшему развитию государственно-монополистического строя – это будет первый этап. А потом надо будет развернуть его лицом к народным нуждам – соответственно этап номер два.
– Уже ясно, что работа по первой задаче может производиться в рамках легальной парламентской деятельности, – развивал свою мысль Ленин. – А вот со второй задачей подобной ясности нет. Да, Александр Четвертый не раз заявлял, что он ставит перед собой именно такие цели, и я склонен ему верить. Однако следует учитывать, что император в России, хоть и является по конституции самодержцем, все же не полностью свободен в своих действиях. Кроме того, он не вечен и никаких гарантий за своих наследников дать не может.
«Спасибо, что напомнил», – подумал я и продолжил чтение стенограммы съезда. Вообще-то весь его ход был записан на магнитофон и занимал двенадцать здоровенных фанерных катушек, но мне читать с бумаги было удобнее. Кстати, возня с записью была инициирована не столько из соображений государственной безопасности, хотя, конечно, и они присутствовали, сколько в целях сохранения истории для потомков. И, так сказать, для равновесия. Как бы в дальнейшем не пошли события, вряд ли теперь в России памятники Ленину будут стоять в каждом райцентре, а в более крупных городах и не по одному. И всяких Ленинских проспектов столько не появится, так пусть зато сохранятся хорошие записи его голоса, а не как в той истории – коротенькие и жуткого качества на пластинках.
Тем временем Ильич в продолжении своей речи отметил, что недавние народные волнения никак нельзя назвать потерпевшей поражение революцией, как бы этого ни хотелось некоторым товарищам. Во-первых, не было революционной ситуации. А во-вторых, коммунистическая партия не смогла проявить свою руководящую роль, на что, товарищи, необходимо обратить особое внимание.
Ну, этого, собственно, следовало ожидать. Если какое-то явление вдруг зародилось вне партийного руководства, то его следует объявить бесполезным или даже вредным. Я на подобное досыта насмотрелся в семидесятые годы двадцатого века.
Дальше Ленин озвучил, что есть два способа борьбы за уничтожение эксплуатации – парламентский и не парламентский. И использовать надо оба, для чего в партии следует образовать особую фракцию.
– Это оппортунизм!
В скобках было указано «выкрик с места И. Джугашвили, п/к „Коба“».
Это понятно, молодой еще товарищ Сталин, горячий, да и банков ему пока никто грабить не дал, а приятеля Камо ликвидировали еще прошлой осенью. Отчего, собственно, он сейчас и присутствует на съезде, а не бежит из ссылки, как в другой истории.
– Нет, это гибкая тактика борьбы за социализм, – отреагировал Ильич. – В Закавказье она не использовалась, и результаты там провальные. В отличие от Москвы, Питера и Нижнего.
Я мельком проглядел еще пяток листов с записью прений. Кажется, все прошло в пределах, заранее оговоренных с Владимиром Ильичом. Во всяком случае, в итоговых документах не обнаружилось существенных отличий от проекта, показанного мне перед съездом. А один из самых важных пунктов – об установлении тесного и плодотворного сотрудничества с трудовыми союзами и вовсе прошел без изменений. Интересно, сколь тщательно будущим поколениям студентов придется изучать исторические решения второго съезда?
С моей же точки зрения, запомнить следовало два факта. Первый – принята программа, ставившая целью построение в России социализма в союзе с теми прогрессивными силами, которые стремятся к тому же самому. Если отбросить экивоки, то со мной, ибо других сил с подобными целями я не знаю. И второй – внутри партии появилась еще одна, почти как боевой отряд у эсеров, только наоборот. Боевой отряд перешел к действиям, когда возможности чего-то достичь словом оказались исчерпаны. А парламентский отряд коммунистов начнет забалтывать электорат, пока агитация делом еще не привела к хоть сколько-нибудь заметному росту авторитета партии. То есть в этой истории коммунисты гораздо раньше поняли, что без профессионально поставленного словоблудия им своих целей не добиться.
Но вообще-то, конечно, Ленин правильно напомнил про наследников, подумал я, отодвигая папку с материалами съезда. Сына Ваську я вроде воспитываю правильно, и даже что-то, похоже, получается, но этого мало.
Про завещание Петра Великого я слышал и в той, и в этой жизни. То есть никто не мог определенно сказать, было оно на самом деле написано Петром ли не было, но зато все точно знали, о чем там говорилось. И, значит, мне, если уж писать такой документ, следует все оформить несколько наоборот. То есть пусть ни у кого не вызывает сомнений, что завещание потомкам есть, и оно написано лично мной, но вот его содержание – тсс! Это большой секрет, за разглашение которого… ну вы сами понимаете.
Итак, со статусом грядущего исторического документа вроде все ясно. Но вот с содержанием – увы. Что там писать-то, черт подери? Куда направлять наследников, если мне самому почти ничего не понятно?