Распахнулась дверь, Дэн и Аттикус прошествовали внутрь. Аттикус, ликуя, помахал стеклянной банкой.
– Мы достали жуков!
– Зачем? – спросил заинтригованный Гамильтон.
– Еда для змеи, – с энтузиазмом объяснил Дэн. – Ты же не хочешь, чтобы она умерла еще до того, как мы получим яд.
– У нас тут жуки, тараканы и муравьи, – гордо добавил Аттикус. Взглянув на стеклянную банку, он нахмурился: – Ой-ой-ой, по-моему, жуки и тараканы начали закусывать муравьями.
Они с Дэном поспешили к емкости, приютившей змею, и стали бросать в воду извивающихся насекомых.
– Смотри! – выдохнул Аттикус. – Она проголодалась!
Джейк покачал головой, это зрелище забавляло его и одновременно вызывало омерзение.
– В одиннадцать лет он стал студентом колледжа, его IQ зашкаливает, а что делает его счастливым? Он счастлив, что кормит змею тараканами.
В этот момент в дверях появился Йона, он был мрачнее тучи.
– Плохие новости. Самолет сможет прилететь сюда только завтра.
– Но почему? – спросила Эми. – Он ведь в Пномпене.
Поп-звезда опустила глаза.
– Не-а, в Ньюфаундленде.
– Что он там делает? – наседал Джейк.
– Китов спасает. Или тюленей. Вы же знаете голливудскую тусовку. Они обожают все эти гринписовские штучки.
– Да, но почему они летают на
Йона смутился.
– Поскольку я больше не гастролирую, я подумал, почему бы не заработать пару баксов, сдавая в аренду Дж-6, когда он мне не нужен.
– Но он
Йона стыдливо пожал плечами.
– Завтра. Это все, что они могут сделать. Они будут в Сиемриепе к полудню.
По комнате прокатился ропот протеста. Но Эми остановила его.
– Мы Кэхиллы. Мы никак не можем на это повлиять, но мы справимся с этим. Это просто еще один день.
Ее покрасневшие глаза встретились с глазами Джейка. В воздухе витал невысказанный вопрос.
Сколько у Эми еще осталось дней?
Глава 16
Каре Пирс плохо спалось, что было совсем не удивительно. Если руки у вас связаны за спиной, плечи выскакивают из суставов, а в спину впилась металлическая труба, то расслабиться довольно трудно.
Но она не была уверена, что заслуживает лучшего.
– Но это единственно верный путь, – напомнила она себе.
Она следила за деятельностью своего отца – и как дочь, и как ее кибернетическое альтер-эго Эйприл Мэй. Джей Резерфорд Пирс, говоря языком «Звездных войн», перешел на темную сторону. На каком-то этапе созидание переросло в разрушение, а амбиции стали токсичными.
Ее преследовало одно воспоминание. Они на Пирс Лэндинге, в роскошном особняке, тогда еще абсолютно новом, а значит, Каре, наверное, лет одиннадцать-двенадцать. Папа сидел за столом, углубившись в какие-то чертежи; когда он переворачивал огромные листы, бумага хрустела. Это проекты новых печатных машин, пояснил он ей, для его многочисленных газет и журналов.
Когда он говорил, у него был такой взгляд, словно он лгал, но это не имело значения. Все это была большая игра,
Она никогда не задавала ему вопросов, не потому, что ей нечего было спросить, а потому, что не могла решиться. Она видела, как другие взрослые относятся к ее отцу – они его уважают. И
Кара мысленно вернулась на год назад, когда она снова увидела эти «печатные машины» – на этот раз в учебнике для углубленного изучения физики. Ей так промыли мозги, что она сама подняла руку и громко произнесла на весь класс: «Печатные машины».
У нее в ушах до сих пор стоял дружный смех одноклассников.
Учитель посмотрел неодобрительно:
– Прочтите подпись, мисс Пирс.
Кара присмотрелась к изображению, и уши у нее вспыхнули.
Эти чертежи не имели никакого отношения к газетам или печати. Это были технические схемы для запуска ядерной бомбы.
Все вокруг спали, но это был беспокойный сон. Ничего удивительного после всего, что они пережили за день. Когда они ворочались, соломенные циновки поднимали страшный шум. Иан храпел – наверное, из-за того что укушенный нос распух. Он был такой милый с этим шнобелем. Она надеялась, что впустую пропало совсем немного яда. На этот яд у них были планы. Большие планы.
Беспокойнее всех спала Эми. Едва закрыв глаза, она окунулась в череду отвратительных кошмаров, ворочаясь и постанывая во сне. Кара прекрасно понимала, что она чувствует. Она тоже прошла через это, хотя до таких крайностей, как у Эми, у нее не доходило. У нее бывал озноб, конвульсии, она могла задыхаться. Однажды она долго сидела, выпрямившись на кровати, обливаясь потом и произнося бессмысленный набор слов.