Точка Немо

– Мне, что ли, нравится, парень? Я приехал из Мексики подростком. Пятнадцать лет учился, и вот чего-то добился… и кто я теперь? Какой я к черту хирург? Где мы?!

– Мистер Вега, успокойтесь, пожалуйста…

На счастье Альваро и Орландо, пошел дождь – именно дождь, по мнению Альваро, спас его тогда от пропасти безумия. У Орландо при себе оказался косяк травы – и он бы не стал его курить, не имей запаса воды. После косяка Альваро расслабился, его отпустила мучительная боль в срастающейся кости, и он даже пошутил о том, что в контейнере, в отличие от островов, их никуда за употребление наркотиков не посадят…

* * *

Эти записи, наверное, кажутся фрагментарными и беспорядочными. Что ж, это издержки документальности этого повествования. Все, что здесь описано, пришлось собирать урывками, а искусственно склеивать – у меня нет желания. Я даже не смог бы найти этому оправдания – все же документальный текст обязывает чтить память погибших и хранить память о событиях максимально точно. После четвертого дня путешествия воспоминания участников носят характер даже не отрывочный, а оскольчатый – будто память сумела оставить при себе только некие пиковые моменты, которые врезались в глаза. Взял на себя смелость разбить эти события на небольшие подглавки, чтобы хотя бы в хронологической последовательности обрисовать происходившее в контейнере.

* * *

Утром пятого дня Данита обнаружила, что из последних восьми печений, которые она стерегла, четыре пропали. Ночью, во время сна, она сдвинула пакет, половина печений выпали и стали чьей-то легкой добычей. Нейтан сразу рассвирепел.

– КТО? КТО ЭТО СДЕЛАЛ? – проорал он, стоя посреди контейнера.

Обыск принес результаты: на рубашке лысого мужика – назовем его здесь Лысым Клерком – Нейтан обнаружил крошки.

– У меня диабет… – все, что смог вымолвить несчастный перед тем, как Нейтан, рассвирепел и принялся душить его голыми руками, затем взял в захват и, упав на колени, прижал его головой к полу профессиональным борцовским приемом. Лон пытался оттолкнуть Нейтана, но Пун удержал самого Лона.

Таким образом, утром пятого дня при входе в контейнер лежало уже три тела.

Данита делила оставшееся печенье. За ней наблюдали голодные глаза всех и каждого, кроме Мими. Внезапно Данита замерла. Лон, который ждал своей порции, встал перед ней.

– Что случилось?

– Их меньше, – на плохом английском ответила Данита, – печений меньше, чем людей.

– Ешь мое, – без колебаний заявил Лон.

И наверняка сразу пожалел о своем решении. Кто его знает, почему Лон решил быть щедрым – то ли понял, что дальше делить печенье просто невозможно, оно рассыплется в пыль (это было песочное тесто), то ли не надеялся выжить. В любом случае – он стал единственным, кто не запомнил вкус этого печенья – а многие позже признавались, что могут опознать это печенье из тысячи других. Вкус печенья стал чем-то вроде вкуса жизни.

* * *

Холод пришел на шестой день. Все понимали, что за бортом будто даже теплее, чем внутри стального ящика, этого коммунального гроба, в котором они оказались. Ночью температура опускалась до 5–8 градусов – так оценивали это узники контейнера (и надо сказать, весьма точно). Да, это не суровая сибирская зима. Но поверьте, проведите вы хоть одну ночь в шортах и майке при такой температуре – зубы будут стучать друг об друга так, что вам станет страшно от самого этого звука.

С покойников была снята вся одежда, которая досталась преимущественно женщинам. Джеральд грел Мими, свернувшись вокруг нее клубком, как кот, который греет собственное брюхо. Эмма кормила малышку скудным, скорее всего, вконец обезжирившим молоком, и Мими охотно ела, но худела, пусть и не так, как взрослые, но все же заметно. Насколько же не подготовлен человек к голоду и холоду, раз даже его младенцы худеют уже на шестой день!

Зато воды стало в достатке. Дождь за дождем – влага наполняла бутылки через самодельный раструб. Пили все вволю.

Польза от холода была только одна – покойники не сильно пахли. Хоть все и смирились уже со сладковатым, тошнотворным запахом гниения, но все же на жаре было бы гораздо хуже.

Никто и ни с кем практически не разговаривал. Все вдруг поняли, что речь отнимает силы, и погрузились в анабиоз, будто бы готовясь к постепенному, неумолимо приближающемуся умиранию. Колкие и холодные взгляды говорили только об одном – каждый думал, как бы протянуть подольше.

* * *

Утром седьмого дня, когда уже прекратились всякие звуки из нижнего контейнера, Нейтан увидел, что двое дауншифтеров, прислонившись друг к другу, словно согревая, мертвы. Нейтан осмотрел их, затем стремительно двинулся к сложенным штабелем трупам. Оказалось, что дауншифтеры ночью решили отведать сырого мяса покойников – и поплатились за это отравлением, которое прикончило их быстрее, чем можно себе представить. Пустые желудки и ослабленный иммунитет вообще не оказали сопротивления трупному яду. Дауншифтеров даже не стали перекладывать в угол. Они так и остались – рядом с Вэлери, которая была бледнее мела и, по мысли Нейтана, должна была преставиться следующей.