Точка невозврата.

Голос был холодным и отсутствующим. Агату передёрнуло. Она никогда не была трепетной гуманисткой, но рассуждать о детях как о жёстких дисках для записи информации даже ей казалось цинизмом.

– Тогда почему всех не делают такими как ты? – Агата дёрнула головой, прогоняя видение колыбелей с молчаливыми младенчиками, бросающими из-под насупленных бровей колкие взрослые взгляды.

– Потому что синтетическое тело тоже опасно. Оно обладает слишком большой регенерацией и живучестью. Как думаешь, какой шанс прожить несколько сотен лет и не уехать крышей? К тому же, синты стерильны. Никаких кровных связей, слабый уровень эмпатии.

Агата поспешно кинула, больше желая прекратить неприятный разговор.

В Нижнем синты были почти такой же редкостью, как натуральная картошка в забегаловках. В их районе не думали о самоидентификации возвращенцев, правах синтетиков и прочих придумках буржуев из Верхнего.

В Нижнем думали о том, как не сдохнуть с голоду, чем заплатить за регистрацию по месту жительства и сможет ли желудок переварить бурду, по составу не сильно отличающуюся от тарелки, на которой ее подали.

– Меня ты зачем выдернул? – хмуро поинтересовалась она. – О крутости синтов втирать?

– Наоборот, – Щёголь дёрнул уголком рта и поморщился. – Мне требуется помощь именно из-за того, что я синтетик.

Агата напряглась. Начало ей не понравилось. Щёголь ощерился, подтверждая догадку:

– Мне нужен человек с чистым телом, без единого импланта. И без чернухи в биографии. Оказалось, клафелинщица из Нижнего – самый подходящий по этим параметрам персонаж. Можешь сильно не дёргаться, у тебя нет выбора. Твоя хозяйка аннулировала регистрацию. Теперь ты нелегалка. Как только выйдешь из машины, окажешься под прицелами дронов. Но не волнуйся, я помогу. Если ты поможешь мне.

Агата тихо выругалась и бессильно сползла вниз по сидению.

***

Под ногами похрустывали мелкие камушки. Агата остановилась перед увитой металлическими завитками калиткой и глубоко вдохнула. Сердце стучало о рёбра как припадочное.

Деревня невозвращенцев – почти заповедник – тонула в зелени. Голову кружило от обилия запахов. Агата потянула носом воздух и поморщилась. Пахло сыростью, и чем-то прелым, забивающим носоглотку, текущим по горлу сладковато-горькой пакостью.

Агата чихнула. Пальцы крепче стиснули ручку саквояжа. Ей позволили собрать нехитрые пожитки и даже купили сумку. Маленькую, без встроенного вакууматора, но раньше у Агаты не было и такой.

Она оттянула ворот свитера – колючего, из потрёпанной теплоизолирующей ткани. Мелкие ворсинки истрепавшегося материала расцарапали шею до алых полосок. Агата довершила дело пообломавшимися ногтями.

Пересекать ворота не хотелось. О невозвращенцах она знала мало, но и этого хватало, чтобы волосы на холке вставали дыбом.

Пару лет назад в Нижний забрела беглая невозвращенка. Она была тощей до выступающего хребта, покрытой пёстрыми пятнами синяков разной давности и застарелыми шрамами. Невозвращенка практически не разговаривала, шипела и кусалась, когда кто-то пытался её коснуться. Старик из старожилов признал в беглянке пропавшую десяток лет назад сиротку. Правда, старик давно выжил из ума и верить его словам стоило с оглядкой, но народ не усомнился.

О том, что невозвращенцы крадут детей Нижнего города поговаривали давно. Работы в общине всегда больше, чем свободных рук. Правда, краденых детей приписывали и Верхнему. А в свете откровений полицейского-синта, последнее даже больше походило на правду.

– Чего застыла, деточка? Особого приглашения ждёшь? – скрипучий голос вырвал Агату из забытья.

Древний скрюченный дедок застыл у ворот, опираясь на черенок лопаты и внимательно разглядывал пришелицу.

Агата отметила непривычно-мягкую ткань одежды, стянутые в хвост на затылке волосы и неаккуратную бороду. Намётанный взгляд пробежался по чужому лицу и шее, но следов имплантов не нашёл.

Старик ответил таким же пристальным взглядом, развернулся и махнул рукой, призывая двигаться следом.

Выбор у неё оставался нехитрый – надеяться, что Щёголь сдержит слово, или готовиться к травле патрульных и бесконечным побегам от спецслужб.

Агата пошла. Штаны из хрусткой жёсткой ткани шуршали в такт шагам. Сумка била под колено. Ручка скользила во вспотевшей ладони. В горле встал ком.

Утоптанная и присыпанная щебёнкой дорожка петляла между корявыми яблонями. Тянуло гнильцой, душноватой сладостью и смятой подошвами ботинок травой.

Между деревьями копошились люди. Женщины в непрактичных устарелых юбках таскали в подолах яблоки. Ребятня сновала по округе, звеня маленькими металлическими вёдрами и, кажется, больше создавала суету, чем помогала.

– А ну, перестали егозить! – прикрикнул провожатый. – Обед на носу, а вы даже полдела не доделали.

Ребятня заклекотала, как стая вспугнутых с помойки птиц, и бросилась врассыпную.