Точка невозврата

— «И тогда девочка попросила сказочника не убивать главного героя, — процитировал он, заходя в комнату и закрывая за собой дверь. — А сказочник не мог ей отказать, потому что это было третье и последнее желание девочки».

— Ты кто такой? — спросил охранник и, отпустив Стаса, шагнул к нему. Сбоку придвинулся его напарник.

— Обычно при таких вопросах я отвечаю словами Гёте, но, боюсь, ты не поймешь тот глубокий смысл, который в них вложен. Стас, поднимайся и уходи.

— Он отправляется с нами, — произнес священник с инъектором. — А ты лучше уходи, странник.

— Отец Захарий, если не ошибаюсь? Макс Давидян, Зурик Карапетов, как там тебя еще? Вашего верховного клоуна уже предупредили о том, что вы часто стали совать нос не в свои дела. Стас?

Парень стал приподниматься. Священник двинул рукой.

Реакции Стаса и его силы не хватило, чтобы уйти от инъектора во второй раз. Реакции и силы Ти-Бона — да, но он не шевельнулся.

Игла ткнулась в шею, пульсаторы определили угол наклона иглы, и Стас почувствовал укол, сопровождавшийся мягким шипением.

Синтетическая дрянь, которую ему вкололи, стала действовать почти мгновенно. Ноги подкосились — успел подумать, мол, хорошо, что сзади есть стул, на который можно присесть. Голова закружилась, Ти-Бон превратился в сумрачное пятно, медленно двинувшееся в сторону охранника… потом его напарника… священники… потолок ярко-коричневый и становится грязно-синим… хотя не «хамелеон»… Белая спортивная машина… именнуха… потолок из натуральной кожи, обшитой бриллиантами… храм Аграбы, Марианская впадина, космическая станция, арена Колизея… До боли знакомый Костин голос напевает:

— «…Спи, я завтра зайду за тобою первым лучом…»

Не может быть такого. Костя мертв. Может быть потолок-хамелеон, могут быть бриллианты на потолке и львы Колизея, но Кости уже нет.

— «…уже никогда, никогда не увижу…»

Куда его везут? Зачем? Что он хочет, этот чертов кореец? Еще одно тест-сканирование мозга? Или корректировка?

Плывет все. Слезы на глазах, а зрачки сухие и горят огнем.

— «…такая любовь убьет мир…»

Знакомое место. Это не Гарлем и не Маленький Китай, это что-то, где он часто бывал когда-то. Но где это? Что это за небоскреб с вогнутыми стенами?

И почему здание шатается на ветру?

Лифт. Он поднимался на нем когда-то.

Этаж. Двери. Здесь живет кто-то, кого он хорошо знает.

Дверь открывается. На пороге Дашка. Смотрит на Ти-Бона, на висящее у него на руке тело Стаса, потом молча делает шаг назад, освободив проход.

Коридор как пропасть. Кто-то невидимый щелкает выключателем — и все проваливается в пустоту.

* * *

— «Дай зрячему прозреть и слух глухому. Ну и меня, конечно, не забудь…» В восемнадцатом веке поэты не очень жаловали скромность и смирение.

Смутно знакомый голос доносился сквозь вязкую пелену, но его хотя бы было слышно. Ощущение — словно вечность провел в вакууме и еще не полностью из него выбрался. Сильнодействующий релаксант с целым букетом побочных явлений либо психотроп с вирусными генами.

Прийти в себя, оценить обстановку, потом действовать.

А голос определенно знаком.

Ти-Бон.

Но есть кто-то еще.

Глаза Стас не открывал. Постарался, чтобы дыхание не сбилось, лежал в буквальном смысле неподвижной статуей.

— Почему ты не хочешь рассказать, что происходит на самом деле?

Дашка. Сидит справа, метрах в трех. Голос отражается от стены, значит, сидит спиной к нему.

Смотрит на Ти-Бона.

— Потому что я не знаю. Что происходит, и происходит ли это вообще… и важно ли это на самом деле?

— Когда Стас очнется…

— Он уйдет. И не станет ничего рассказывать. Не потому, что он тебе не доверяет, а потому, что знает правила.

— Что значит — уйдет? — Дашкин голос меняется, в нем неуверенность и подозрение. — Навсегда?

— Не совсем. Думаю, он вернется через два-три года. Он сам принял такое решение, — торопливо добавил Ти-Бон, видимо посмотрев на Дашку.

— И ты тоже ничего мне не расскажешь?

— Расскажу. Когда-нибудь, но только не сейчас.

Чиркнула зажигалка, почти сразу же Стас почувствовал запах легкого ароматизированного табака. Дашка.

— Ты точно уверен, что врач не нужен?

— Уверен. Он уже давно очнулся и слушает нас. Тасик! Ты с нами?

Дальше притворяться смысла нет. Стас открыл глаза, присел на кровати, подтянув ноги. Посмотрел на Ти-Бона, потом на Дашку; та кивнула ему и затянулась.

— У меня тоже есть пара вопросов, — буркнул Стас, пристально глядя в глаза корейцу-«брату». — Точнее — один: какого хера?

— Даш, дашь поговорить? — Ти-Бон не отвел взгляда, смотрел ровно, демонстрируя великолепную выдержку ИскИна.

Дашка несколько секунд колебалась, потом поднялась и молча спокойно вышла из комнаты.

— Ну и? — спросил Стас. — Кто эти монахи?

— Ты связан со смертью сына их предводителя. Боюсь, они хотят устроить тебе неприятности.

— Эрик?

— Его собирались представлять как нового мессию, и для верующих будет плохим примером то, что Господь не покарал убийц своего сына.

— А ты там оказался случайно, да? — с сарказмом произнес Стас.

— Не случайно, — ничуть не смутившись, признался Ти-Бон. — Я ждал этого.

— Зачем?

— Хотел кое-что проверить.

— Что именно?