Точка невозврата. Волчья кровь

Такой способ общения пока оставался непривычным — не было уверенности, что меня правильно поняли, не хватало выразительных, "говорящих" глаз юноши. И все-таки Валгус был прав — мы действительно неразлучны. Я — часть его, он — часть меня. И это никто не изменит. Разве что… смерть?

В ответ на эту мысль сердце кольнула тревога Валгуса, и я виновато поежилась — надо быть последней эгоисткой, чтобы позволить себе думать о таких вещах. Потом глубоко вдохнула, приводя в порядок чувства, и медленно, спокойно задышала, подлаживаясь к неслышному для других ритму, стараясь в мыслях стать с Валгусом одним целым. Юноша сразу ощутил эту перемену, обрадовался и даже улыбнулся — я закрыла глаза, представив, как он это делает.

Ничего, мы справимся! Мы не сделали ничего плохого. Они не могут нас осудить. За любовь не судят!

И снова щеку словно погладили невидимая рука. Я услышала — "Спи, Дичок. Отдыхай" и под конец — "У нас все получится".

Послушно закрыла глаза, прижалась лбом к стене — чтобы лучше чувствовать близость Валгуса — и попробовала забыться. А чтобы не мешал яркий свет, натянула капюшон толстовки на самые глаза.

Кроме слепящих ламп, очень мешало пристальное внимание. Слежка. Я чувствовала ее. Эту злобу, смешанную с враждебным любопытством и недоумением. Вот только сложно было понять… это мои чувства или Валгуса?

Раньше за мной подобных способностей не водилось. Одно дело определять настроение по запаху. Это умеет любой опытный волк… а вот улавливать эмоции тех, кто прячется за стеной… это дано не каждому. Моим родичам вовсе не дано. И мне тоже… до ритуала.

Теплота и невидимая ласка любимого успокаивали, я почувствовала, как тяжелеют веки, и завозилась, устраиваясь удобнее, чтобы спокойно выспаться перед решающим днем. Но стоило только провалиться в уютную темноту, как Валгус исчез, а я оказалась в знакомой пустоте. И на этот раз меня там поджидали. Я не успела убраться с пути светящегося круга. Попробовала, но услышала властное: "Саша, не смей! Сейчас не время для детских игр! Я должен знать, что с тобой происходит!"

Этот окрик, заставил меня болезненно сжаться. Так мог приказывать только вожак.

Я могла его ослушаться, я делала это не раз, но не успела, растерялась на мгновение и слилась с зеленым огнем. В ту же секунду перед глазами завертелась круговерть последних событий…. Последних месяцев моей жизни…. И я смотрела их не одна — мое сознание крепко держал черный волк. Мой наставник, товарищ, брат и опекун. И не он один. В круге было еще одиннадцать братьев. Я на мгновение ощутила, что они чувствуют — смесь ярости, злости, недоверия, отвращения и готовности убить. Меня. В первую очередь — меня. Ту, которая заварила всю эту кашу. И только Ярослав… черный волк, он лишь торопливо пролистывал день за днем, пытаясь докопаться до истоков, узнать все. Он рылся в моей памяти, как вор в чужом шкафу! Это было больно… В висок словно иголку загнали.

Я дернулась, ощетинилась, пытаясь вывернуться и удрать, но лишь заработала тычок, больше похожий на пощечину.

"Не смей мне мешать, глупая девчонка!" — взъярился Ярослав, и я притихла, потому что следующая мысль была такова: "Не мешай мне тебя спасать!"

Меня… Спасать..

Черный волк не собирался стоять в стороне.

И тогда я открылась, позволила не только увидеть, но и дать испытать, все, что чувствовала — терять было нечего. Мне хотелось, чтобы наставник понял всю глубину моих чувств, а затем… А затем решил, как поступить. Стоит ли меня вообще спасать.

В тот момент я поняла, что при желании Ярослав мог меня убить. Вот так. Не прикасаясь. Мне показали, как это бывает.

Чужая память… она как шкатулка с секретами, открывает их лишь если хозяин сам узнает их тайны. И лишь иногда — случайно.

В моей памяти затерялась и такая смерть. Но она меня не испугала. Я привыкла к мысли о Гостье.

Наконец, кино в голове закончилось, и Ярослав снова стал сам по себе. Мой наставник молчал, я — тоже, в ожидании приговора.

А зеленые огни все кружили вокруг меня. Их стало еще больше, словно в круг ворвалась вся стая. Мне удавалось уловить отголоски отдельных эмоций, а иногда даже узнать, чьи они. Эмоции были у всех одинаковы: ярость и злость, лишь ярость и злость, и только один раз — растерянность и жалость. Борис… мой недолгий приятель по школе. Он за меня переживал. Но чаще звучало: "Предатель, как ты могла?!"

И я неожиданно разозлилась — вас не спросила! Ощетинилась — не им судить, права я или не права! Да кто они такие?! Что знают о жизни, сидя в своих лесах?! Что знают о Валгусе?!!

"Не рычите!" — привел в чувство стаю Ярослав, — "Мешаете думать!" — и обратился ко мне, — "Медальон при тебе?"

Я чуть не взвыла — да при чем тут бабкин подарок?! — и услышала строгое, — "Надень, как только проснешься."

От неожиданности я призналась "Он на мне", и получила грустное: "Ну и дел ты натворила, Александра. Уж лучше я тогда тебя убил".