Это была цитата из воспоминаний Марии Ильиничны Ульяновой. Я опять, уже совершенно машинально, принялась рассчитывать время. Около пяти зашел в кабинет в пальто. Допустим, выехал из Кремля в начале шестого. На Хлебную биржу мог приехать не раньше шести, она была довольно далеко от центра. Выступал примерно час, стало быть, на Серпуховку отправился часов в семь, приехал не раньше восьми. Это другой конец Москвы.
Все-таки получается слишком большой разброс во времени, даже если сделать скидку на забывчивость мемуаристов. Та же Мария Ильинична утверждает, что «около восьми» Ильич уже вернулся. Гиль – что в десять только приехали на завод. Бонч – что в шесть он узнал о покушении. Есть еще воспоминания коменданта Кремля Малькова, где он сообщает, что раненого Ленина привезли в середине дня.
Первый допрос Каплан в Военном комиссариате Замоскворецкого района состоялся в 23.30. Вряд ли после задержания ей дали возможность хорошенько отдохнуть и подумать перед первым допросом.
Воззвание ВЦИК от 30 августа подписано Свердловым в 10.40 вечера.
– Елки-палки, я с ума сойду! Кто второй стрелявший? О нем нет ни слова в свидетельских показаниях! Откуда он взялся и куда делся? – прошептала я и сжала виски ладонями.
Я была уверена, что не получу никаких ответов, сегодня во всяком случае, но услышала:
– Второй – матрос Протопопов. Тот самый матрос, который во время так называемого эсеровского мятежа в июле восемнадцатого разоружил Дзержинского в штабе Попова.
Я оглянулась. Агапкин уютно устроился в кресле у камина. На коленях у него спал Адам. Я тихо, жалобно простонала:
– При чем здесь Дзержинский? Мне только Дзержинского не хватало! Он же в Питер уехал!
– Успокойся. Феликс Эдмундович тут совершенно ни при чем. Ты спрашиваешь о втором задержанном, вот я тебе объясняю. Матрос Протопопов. Его сразу расстреляли, он исчез бесследно, словно и не было вовсе. Не осталось никаких протоколов, упоминаний, ничего. Будь добра, переверни страницу и читай дальше.