Через неделю он снова направился в монастырь и, как обычно, войдя в ворота, повернул налево, чтобы двинуться по своему привычному круговому маршруту. По инерции он глазел на горельефы библейских сцен, перекочевавшие сюда с разрушенного Храма Христа Спасителя, на мощные фигуры воинов, на Сергия Радонежского, благословляющего на битву Дмитрия Донского, но сердце его уже учащенно билось в предчувствии близкой встречи.
Шаги ускорялись помимо его воли. И вот он уже видел темнеющую возле стены небольшую фигуру, возвышающийся за ней крест… А между тем шел снег, покрывал белыми стежками надгробные камни, и черное на белом виделось особенно отчетливо. Чем ближе он подходил, тем энергичней билось сердце, даже дыхание перехватывало.
И вот он уже рядом, стоит напротив скульптуры, которая меньше его ростом, и вроде как даже здоровается с ней. «Привет! – говорит он мысленно. – Я пришел».
Он оглядывается вокруг, нет ли каких случайных прохожих, быстро наклоняется и, пачкая руки, заталкивает приготовленную записку под край постамента. Вроде как тайник.
Дело сделано, он быстро выпрямляется, чуть наклоняет голову, как бы кивнув, поворачивается и медленно шагает дальше, оставляя темные мокрые следы на только что выпавшей белой пороше.
В последующие дни он ходит на работу, занимается обычными делами. Но при этом отчетливо ощущает присутствие в себе (понятно, про что речь) и знает, что в воскресенье снова наведается в облюбованное место. С нарастающим нетерпением он ждет этой минуты.
Едва он оказывается за монастырской краснокирпичной стеной, как снова начинает свой уже ставший привычным маршрут, скользит взглядом по выступающим из стен фигурам, по заснеженным ветвям елей, золотящимся куполам церкви…
Он уже совсем близко к цели, сердце учащенно бьется. Он волнуется, словно идет на свидание к возлюбленной, и пытается понять, что с ним происходит. Нет, мистика тут ни при чем, просто ему хочется увидеть знакомый памятник. Для чего-то это нужно ему. Интересно, для чего?
На этот вопрос определенного ответа у него нет. С трепетом приближается он к сумрачному Иисусу и долго стоит перед ним, молча, чуть опустив лицо и сцепив руки перед грудью, – такая почти молитвенная поза, делающая его самого похожим на статую.
Так они и пребывают некоторое время друг против друга, и он чувствует, как душа его наполняется чем-то хорошим, каким-то совсем другим ощущением жизни. Он уже не думает ни про записку, оставленную в прошлый раз, ни про игру, ни про земные докучливые заботы. Он вообще ни о чем не думает, а только вслушивается в эту удивительную тишину внутри себя, которую не нарушают никакие внешние звуки – ни отдаленный шум машин за стенами, где раскинулся огромный город, ни грай ворон на вершинах елей, с которых сыплется снежная пыль…
Но и это еще не финал. Во время очередной своей воскресной вечерней прогулки по монастырю М. встречает на протоптанной дорожке вдоль стены незнакомого мужчину в темном драповом, несколько старомодном пальто и не менее старомодной шляпе с широкими полями. Поравнявшись с М., человек неожиданно останавливается, поворачивается к нему и, чуть приподняв шляпу в знак приветствия, говорит:
– Мне кажется, мы можем познакомиться. Я – Петр. – И тут же, не дожидаясь ответа, добавляет: – Мы за вами давно наблюдаем. И сигнал ваш тоже приняли… простите, записку. Ну да, ту самую, которую вы положили. Собственно, вы уже можете считаться нашим. Если, конечно, пожелаете.
– Простите, я не очень понимаю, – в некоторой растерянности бормочет М., пытаясь получше разглядеть в сумерках чужое лицо.
– А что тут понимать? – говорит назвавшийся Петром. – Мы ведь давно догадались, почему вы здесь, мы, собственно, все здесь по той же причине. – Он помолчал. – Впрочем, главное не это. Главное, что мы с ним… – и он кивает в ту сторону, куда, собственно, и направлялся М. – Вы ведь тоже с ним? – спрашивает он немного смущенно.
На это М. только пожимает плечами.
– С ним, с ним… – убежденно говорит собеседник. – Тут стесняться нечего. Да мы вам ничего такого и не собираемся предлагать. Уже то, что вы приходите сюда, достаточно. Мы ведь тоже не часто собираемся, хотя у нас и место есть. Вон там, – и он показал на ближнюю к черному Иисусу крепостную башню. – Там и вход есть. Кстати, если что, имейте в виду. Мы вам будем рады.
– Спасибо. – М. вполне искренен, оценив деликатность нового знакомого и не желая его обижать. – Может, как-нибудь и зайду, если позовете.
– Позовем непременно, – говорит Петр. – Да вот уже и зову. Впрочем, вы и сами заходите. Нас как раз двенадцать и будет. Ну, до скорого. – Петр снова приподнимает шляпу и не спеша удаляется, оставив М. в глубокой задумчивости. Через минуту его фигуру уже не разглядеть.