Точка Омега

– Да ты что! – удивлялся сын его неосведомленности и радовался тому, что может поразить его: – Триста тридцать, а на крейсерскую скорость выходит чуть ли не за десять секунд.

– Ничего себе! – восклицал Н., поражаясь не столько скорости «ламборджини», сколько словам «крейсерская скорость». Надо же, и такие понятия сыну уже были известны.

Н. осторожно загребает веслом, вслушиваясь в тихий плеск таинственно мерцающей за бортом воды.

Сыну, между прочим, осенью в школу, – событие!

Тьма как вода, и вода как тьма.

Они плывут словно в бездне – и над, и под клубится мрак, только изредка неожиданно взблеснет то тут, то там. Берег еле различим. Сын мирно спит, зябко свернувшись клубочком, посапывает тихонько, а Н. думает с каким-то томительным чувством: и пусть спит! Главное сейчас – добраться до берега, найти безопасное место для швартовки.

Когда найдут и причалят, тогда он осторожно разбудит сынишку. И тьма не испугает мальчика, тот воспримет ее как должное, потом затеплится огонек костерка, разгорится, раздвигая мрак, пламя, сын согреется, а там, не успеешь оглянуться, и рассвет…

Теперь же Н. хочет поберечь его сон. Осторожно загребая веслом, он напряженно вглядывается во тьму, вглядывается, вглядывается…

Н есогласный

Он не ждал этого приглашения. Или все-таки ждал?

Никогда он не мог ответить однозначно ни на один вопрос, который сам же себе задавал. Разумеется, это была слабость, изъян, но в то же время можно взглянуть и по-другому. Если человек говорит «я не знаю», то он и ответственности на себя не берет, во всяком случае в той мере, в какой это делает тот, кто твердо и категорически заявляет о своем знании. Хотя опять же ни от чего это не избавляет, и если ты что-то совершаешь, даже не будучи уверенным, что поступаешь правильно, лучше не становится.

Впрочем, К. слишком рано начал оправдываться, ничего еще не произошло, даже если он и получит приглашение, еще не факт, что примет его (или все-таки пойдет?).

Другой вопрос, хотелось ли ему пойти? И вот тут он мог ответить вполне определенно: да! Начать с того, что хотелось получить приглашение, не так чтоб очень сильно, и тем не менее: это бы означало, что о нем помнили и что отношения, несмотря на то что много воды с тех пор утекло, еще сохранились.

Впрочем, скорей всего это была иллюзия – какие отношения? Никаких отношений! Их и раньше не было, так, обычное знакомство, ну, может, чуть больше, просто товарищеские отношения, так и не перешедшие в дружбу. Но ведь и это немало, особенно по нынешним временам чисто виртуальных связей, больше имитирующих, нежели реальных.

Да, что-то вроде симпатии присутствовало, причем с обеих сторон, хотя и несколько отстраненно, с прохладцей и настороженностью, не производящих никакого особого скрепляющего фермента.

Разные они были. Но дело даже не в этом. Н. обладал тем самым качеством, какого не было в К.: он знал и нисколько не сомневался в истинности своего знания. Суждения его были категоричны и окончательны, нередко резки, как обычно и бывает.

По-своему очень даже неплохо, если человек обладает определенными взглядами на мир, а не скользит по нему с недоумением и сомнением. А если он к тому же наделен недюжинной волей и энергией, тем более.

Неудивительно, что Н. быстро продвинулся в плане карьеры и к сорока пяти был в самом верхнем эшелоне власти. Или, как теперь говорят, входил в правящую элиту. Не о каждом, даже если он реально во власти, согласитесь, можно сказать, что он – элита. А про Н. вполне – серьезный, энергичный, эрудированный…

Собственно, свело их во время учебы Н. на курсах английского, где преподавал К.: тот готовился к продвижению по службе, язык ему был нужен позарез, а К. считался одним из лучших тьюторов. Английский, считай, у него был как родной, родители позаботились, за что он им был крайне признателен. В институте, где он тоже преподавал, платили немного, курсы и частные уроки в этом отношении не просто выручали, но и позволяли жить, не особенно ужимаясь. У него уже была семья, дочь, надо было кормить, одевать, ну и так далее.

Курсы Н. посещал исправно, занимался старательно, хотя особых способностей к языкам у него не наблюдалось. Это компенсировалось усердием и пониманием, зачем это нужно, так что к концу курсов он попросил К. о дополнительных индивидуальных занятиях. В средствах он тогда был достаточно стеснен, поскольку тоже был обременен семьей (первой), к тому же только что родился второй ребенок, однако это его не останавливало. К., впрочем, учитывая его домашнюю ситуацию и то, что Н. посещал их курсы, расценки снизил.

Занимались они по вечерам в его институте в какой-нибудь пустой аудитории, где пахло мелом, влажной тряпкой, которой К. стирал с доски только что написанные фразы, и еще чем-то специфически институтским, всегда волновавшим его, стоило войти в знакомую аудиторию. Даже будучи сильно уставшим в конце рабочего дня, он все равно подтягивался, воодушевлялся и уроки проводил на подъеме, что, несомненно, сказывалось на успехах учеников.