Точка опоры

— Гарри, очнись, умоляю! — покрепче прижав мальчика к себе, Северус начал поглаживать ребенка по голове, одновременно окутывая его своей магией, не давая уйти. Сейчас лишь его чувства и чувства того, кого он звал, могли помочь. Если для Гарри он — не просто посторонний человек, а кто-то значимый, то мальчик обязательно отзовется и придет в себя. Нужно только подобрать нужные слова.

— Ну же! — зельевар легонько встряхнул безвольное тело за плечи, стараясь сдержать злые слезы. Он не знал, что следует говорить в таких случаях, вот в чем была вся проблема. Так уж вышло, что ему в этой жизни не перепало ласки и любви родителей, поэтому, что должен делать в такой ситуации отец, Северус не знал. Впервые за долгие годы своей жизни, волшебник решил отдаться на волю своей интуиции. Он ласково провел ладонью по взъерошенным волосам и коснулся губами лба ребенка.

— Сынок, прошу, проснись, — эти слова дались ему с трудом. Слишком уж непривычными они казались для языка. Просьбы, как и ласковые слова, — это было чуждо Северусу, но он чувствовал — Гарри сейчас нужна вся любовь, на какую только был способен суровый зельевар. Поэтому пришлось пересилить себя. Однако за злым смущением в глубине души крылась чистая и теплая радость от того, что есть человек, которому он может отдать всю свою нерастраченную нежность и любовь.

— Просыпайся, сынок, — на этот раз произносить подобное было намного легче, а тихий шепот наполнился лаской. Мальчик на его руках напрягся, пушистые ресницы затрепетали. Северус не смог сдержать облегченного вздоха. Он не опоздал, Гарри не успел уйти в своем отчаянии слишком далеко.

— Отец? — видимо, ребенок не совсем понимал, что говорит. Ведь с его губ это слово слетело так легко, словно он с самого рождения называл своего профессора так. Северус смог лишь согласно кивнуть и вновь ласково провести по спутанным вихрам. Сейчас он не доверял своему голосу: в груди разливалось невозможное согревающее тепло, а в горле стоял ком, предвестник слез. — Что случилось?

Гарри чувствовал себя слабым и абсолютно разбитым. Юноша силился что-либо вспомнить, но не мог. Если бы он находился в больничном крыле, то логично было бы предположить, что вновь неприятности нашли его. Только вот, обнаружив себя в бережных объятиях Мастера Зелий, растерялся.

— Это мне у тебя спросить нужно, — голос зельевара звучал непривычно мягко. «Прощупав» ауру Северуса, Гарри с удивлением почувствовал огромное количество облегчения, а еще остатки очень сильного страха. Сразу стало понятно, что произошло нечто очень серьезное. Он вновь попытался вспомнить, что же случилось. Начали всплывать какие-то смутные образы, но ничего конкретного.

— Чего такого тебе сказал Дамблдор, что ты впал в безысходность, из-за которой расхотел жить? — Северус понимал, что рискует, взывая к памяти ребенка. Только ведь тот все равно рано или поздно все вспомнит. Лучше уж рецидив случится тогда, когда он будет рядом, чтобы помочь.

Воспоминания навалились лавиной на его истерзанное сознание. Вновь начало накатывать отчаяние. Гарри невольно прижался к надежной груди своего названного отца, бессознательно ища его защиты. Зельевар почувствовал это и крепче прижал к себе, вновь погладив ребенка по голове.

— Расскажи, — мягкий голос, в котором кроется приказ и просьба одновременно. Когда-то давно Гарри пытался вообразить, каким должен быть идеальный отец. Забавно, но именно подобный голос всегда возникал в его мечтах. Сейчас же происходящее было реально, и несмотря на весь свой страх и боль, мальчик почувствовал себя счастливым. Странная смесь из противоречивых эмоций смела все внутренние барьеры. Приподнявшись, устроившись на коленях Северуса и обняв все еще тонкими руками его за шею, Гарри разрыдался, как шестилетний ребенок. Ему было все равно, что в его возрасте парни уже не рыдают на плече у своих родителей. У него никогда не было возможности поплакаться и пожаловаться кому-то. Он просто не мог не воспользоваться подобным шансом, поэтому, захлебываясь собственными слезами, принялся рассказывать все, что рассказал ему Дамблдор, все свои сомнения и страхи.

Скорее всего, будь на месте профессора кто-то другой, Гарри не смог бы быть столь откровенным. Ведь он привык справляться со всем сам. Рассказал бы он обо всем даже Снейпу, если бы тот его не нашел в столь разодранных чувствах? Нет, скорее всего нет. Еще в раннем детстве мальчик уяснил, что никто не будет слушать его жалобы, поэтому он перестал плакать и делиться с посторонними своими проблемами. Лишь в последние месяцы, когда у него появилась надежная опора в лице взрослых магов и любимого Драко, он начал постепенно понимать, что нет ничего предосудительного в том, чтобы обратиться за помощью.

После получения столь ужасного известия ему были жизненно необходимы участие и поддержка кого-то сильного и надежного. Ощущая, как крепкие руки бережено обнимают и ласково поглаживают, успокаивая, Гарри просто не мог сдерживать себя.