- Ой, батюшки! Кто-то наш! - Александра Михайловна порывисто встала из-за стола, едва не опрокинув недопитую чашку кофе, и, нацепив на переносье пенсне в тонкой золотой оправе, поспешила к двери, которая оставалась полуоткрытой. - Конечно, можно. Рада слышать и видеть русского человека.
Иван Васильевич, застегнув пиджак на среднюю пуговицу, шагнул через порог веранды.
- Мир дому сему!
- Ой, да кто же это такой? Голос знакомый, а лицо... Никак не припомню.
Бабушкин назвался, левой рукой прижимая к груди шляпу.
- Товарищ Богдан! - воскликнула Калмыкова; присматриваясь к гостю, развела руками. - Да кто же это вас так?! Хотя понимаю, понимаю... Побег. Неудачная окраска волос... Я ведь еще в Петербурге слышала о вашем провале... Здравствуйте, голубчик!
Она мягко протянула руку тыльной стороной ладони вверх, но вовремя спохватилась и повернула ее для крепкого товарищеского рукопожатия. Бабушкин, кинув шляпу на стул, стиснул руку бывшей учительнице вечерне-воскресной школы горячими ладонями и потряс.
- Для меня такая радость... такая, что и слов не нахожу!
- Как раз к завтраку...
- У вас тут жарко. - Иван Васильевич утер рукой пот со лба.
- А вы снимайте пиджак. По-домашнему. Повесьте его на спинку стула. К умывальнику я вас провожу.
Бабушкин, поправляя рубашку, провел пальцами по узенькому ремешку и пошел за Теткой в кухню. Там, сливая воду на руки гостя, Александра Михайловна не умолкала ни на минуту:
- Догадываюсь, ко мне на перепутье. Очень рада, что навестили старуху. А дальше куда ваша дорога? Хотя и так ясно - редакцию "Искры" ищете.
- Владимира Ильича, - тепло улыбнулся Бабушкин, утирая щеки полотенцем, - и Надежду...
- Одним словом - к Ильичам, - перебила Тетка и тоже улыбнулась во все лицо. - Так стали называть их наши близкие друзья. По одному отчеству обоих. Ну, а теперь, товарищ Богдан, прошу к столу. Чаю, правда, нет, только кофе.
- Я в Дрездене позавтракал на вокзале.
- От Дрездена путь не близкий. Садитесь вон на тот стул - я люблю смотреть в глаза. Ну какой же безобразник вас так... Ильичей напугаете! Вы в Дрездене обязательно покрасьтесь снова.
Калмыкова подала гостю чашку кофе, подвинула поближе масло, хлебницу с булочками.
- Рассказывайте все по порядку: где вас схватили, как удалось бежать...
Слушая, время от времени нетерпеливо перебивала:
- А там кого видели из наших? Кто явку дал? - И подбадривала: Продолжайте. Мне все-все интересно. Обо всех. За границей я, быть может, десятый раз, а никогда прежде не думала, что так буду скучать по России. Оно и понятно - родина накануне больших перемен.
Александра Михайловна, вслушиваясь в каждое слово гостя, отмечала: речь его стала чистой, вполне грамотной. Не напрасными были их школьные уроки!
Перейдя к своим скитаниям по Германии, Бабушкин проговорился, что во время работы в лесу немножко научился разговаривать по-немецки, поломал язык на самых необходимых фразах.
- Хвалю, хвалю! - обрадовалась Калмыкова. - А потом проэкзаменую. Без поблажек. Как в нашей школе. - Шутливо погрозила пальцем и тут же, одобрительно улыбнувшись, провела рукой по щеке, на которой еще не угас румянец. - Помните, у нас говорят: "Язык до Киева доведет". А здесь ваш немецкий, хотя еще и очень плохой, доведет до Гамбурга.
- Меня уже заманивали в Гамбург! - рассмеялся Бабушкин. - В Америку хотели увезти!
- Можно и через Францию. Кто знает языки, даже проще. Но вам я напишу на отдельных бумажках, где какой билет покупать. Доберетесь до Кале, а там - через Ла-Манш.
Услышав знакомое по урокам географии в вечерне-воскресной школе слово, Иван Васильевич кивнул головой:
- Доберусь! Вы не сомневайтесь.
- Нисколько не сомневаюсь. Уж если вас никакие тюремные замки не держат, так европейские дороги не явятся препятствием. А за Ла-Маншем поезд прямо в Лондон. Там придется снова поломать язык.
По привычке Калмыкова встала, как учительница перед классом:
- Немецкую фамилию Рихтер они произносят Ричтер. Повторяйте за мной: Рич-тер. Буква Р - неясно. Кончик языка к нёбу. Повыше. Вот так. Улица Холфорд-сквер. Помягче р, помягче. Как бы проглатывайте. Я вам напишу. И мы с вами еще попрактикуемся. А теперь, - подошла к столику с журналами, чем бы вас занять? Да вот, - повернулась со свежим журналом в руке, - вы еще не видели "Освобождение"? - И со вздохом добавила: - Горестное для меня...
- Нелегальное издание? - спросил Бабушкин. - Почему же горестное?
- А вы почитайте - поймете мое огорчение. Садитесь вон в кресло. Там удобнее.
Бабушкин откинул обложку, перевернул титульный лист, заглянул в конец журнала и вслух прочел:
- Редактор Петр Струве.
- Да, представьте, он, - подтвердила Александра Михайловна. - Вы, вероятно, слышали - мой приемный... Ну, не буду вам мешать...
Она вернулась часа через два и с порога спросила:
- Ну, как, товарищ Богдан? Ваше впечатление?
Бабушкин встал.
- Извините, Александра Михайловна, я уж прямо...
- А иначе я не стала бы вас слушать.
- Либералом пахнет. От каждой строки.