Точка опоры

Сестра писала, что не получила его апрельского письма с лондонским адресом. Это не случайно. Получил кто-то другой. Ясно - царский шпик. Значит, за Анютой в Берлине следили. Пока жила где-то под Дрезденом, след могли потерять. Здесь, чего доброго, снова обнаружат. Во Франции не тронут. Но после отдыха сестра, невзирая на риск, собирается проводить мать до дома. На русской границе и без улик могут арестовать: та самая, из Московского подпольного комитета!..

"Что это я? - остановил тревожное раздумье. - От усталости нервов... Никто меня не опознал..."

И все же перед отъездом на вокзал, куда еще днем успел отвезти чемодан, решил побродить по ночному Парижу. Если не обнаружится русский шпик, можно ехать спокойно. Позвал с собой Мартова, - до реферата не удалось поговорить с ним наедине.

Шли прогулочным шагом, останавливались у витрин, рассматривали то галстуки, то шляпы, то перчатки; читали афиши синематографов; шли обратно по тому же кварталу. Свет из окон и от уличных фонарей отбрасывал тени на полупустынные мостовые.

Никто не тащился за ними, не скрывался от их глаз в укромных уголках. Можно разговаривать спокойно. Конечно, не по-русски. И Владимир Ильич по-немецки спросил Мартова о впечатлении от реферата. Почему он отмалчивается? Не согласен с какими-то частностями или вообще считает реферат неудачным?

- Нет... Почему же неудачным? - замялся Юлий. - О твоем успехе свидетельствуют шумные реплики, многочисленные вопросы... Ты многих задел за живое. Ни разу не был прижат к стенке. Наоборот, находчиво парировал выкрики и шел в наступление. Как всегда, говорил горячо. Могу добавить: почти во всем доказательно.

- Да? - Владимир Ильич приостановился, глянул Мартову в глаза, полуприкрытые табачным дымом. - А в чем же не доказательно?

- Все в том же...

- Значит, в моем осуждении выстрела Леккерта не хватало аргументов?

- Для кого как...

- Очень жаль... Ну, а если бы Плеханов...

- Жорж на твоей стороне. А я остаюсь при своем мнении.

"Отчего так застрял в его голове этот Леккерт? - спросил себя Владимир Ильич. - Ведь не первый выстрел по сановнику. И сам Юлий ранее осуждал террор..."

Они вышли на набережную Сены. Там прохаживались парочки, еще не нашедшие пристанища на час; шаркали усталыми ногами одинокие бездомные... Здесь можно без опаски разговаривать по-русски. И Мартов, отвлекаясь от неприятной темы, принялся беззаботно рассказывать о Швейцарии, откуда вернулся совсем недавно. Июнь в Женеве начался нудными дождями, Монблан почти каждый день прикрывал свой лик мохнатыми тучами, как русский купец воротником дохи. Он, Мартов, там схватил простуду и вот кашляет, как окаянный...

Не выдержав пустого многословия, Владимир Ильич спросил, как чувствуют себя их соредакторы.

- Плеханов тоже простудился. Даже больше, чем я, - сказал Мартов. - И Аксельрод чихает.

- В их благодатной Швейцарии! А нас небось все еще бранят за Лондон? Не хотят приехать из-за туманов...

- Туманы - в головах. Не могут они забыть, что мы уехали в Англию, не спросив их согласия.

- Ты сам знаешь, спрашивать было некогда. Не могли же мы рисковать...

- Они твердят одно: от Мюнхена до Швейцарии рукой подать. Взвинчены до предела. И разговаривать с ними трудно. Готовы даже пойти на полное организационное размежевание.

- В каком смысле?

- "Искра" - нам, "Заря" - им. - Мартов взмахнул рукой с дымящейся сигаретой. - Две редакционных тройки!

- Вон что! Вместо шести соредакторов - две тройки! И это серьезно?

- Было сказано в минуту раздражения. Понятно, пока не для твоего сведения. А между собой они обсуждали при помощи переписки. Были единодушны.

- Вера Ивановна, конечно, с ними?

- За ней и остановка. Не исключена возможность, что останется с нами. Если не она, то Потресов...

- Ты говоришь так, будто вопрос о тройке для "Искры" уже предрешен.

- Прикидываю, как будет лучше.

- Веру Ивановну, при всем моем уважении к ней, уговаривать не станем. Что ты скажешь на это?

- Видишь ли... - Мартов, приостановившись, достал вторую сигарету, прикурил от первой. - Мне трудно представить нашу редакцию без Веры, хотя как журналистка она... Да ты сам знаешь, весь нелегкий воз везем мы с тобой. А там она...

- И там пристяжные не натянут постромок! Пойдут налегке. А одному кореннику, даже Плеханову, не увезти воз - погубит журнал. Жаль будет "Зарю". Впрочем, до этого, я думаю, не дойдет. У Плеханова острый ум, он должен понять. Если не впадет в амбицию. А вообще же тройка - это заманчиво. - Владимир Ильич придержал Мартова за рукав пиджака. - Ты согласен?

- В принципе - да. - Мартов, сделав глубокую затяжку, вскинул голову. - Если все настоящие публицисты. Горячие. Годные и в пристяжки, и в коренники, когда понадобится.

Владимир Ильич достал часы - ему пора на вокзал; пожимая руку на прощанье, попросил:

- Пожалуйста, Юлий, поспеши в Лондон. Сам знаешь, пора сдавать двадцать второй...

- Понимаю... Хотя, откровенно говоря, Париж мне больше нравится. Но я готов... И ты можешь отдыхать спокойно.

"Да, отдых, отдых, - повторил Владимир Ильич. - Только отдых. И не думать ни о чем другом..."