Точка опоры

- Кто знает, сколько он тут продержится. Может еще сгуститься... А внизу, несомненно, светлее. Пойдем потихонечку. Вот так. Давай руку, шагай сюда. Тут надежно. Так. Еще шаг...

Сырой и промозглый ветер, набирая силу, гнал туман наверх, и вскоре внизу посветлело.

- А тучи-то... Посмотри! - вскинула голову Надежда. - Уже над нами!

- И дождя нет. Нам повезло.

Перед путниками открылась извилистая, манящая вниз Кандерская долина.

В каждом селении заходили на почту, спрашивали письма. Нет ли им чего-нибудь от Бонча? Или от Лепешинского. Покупали открытки с видами ближайших горных вершин и озер. На свободных уголках коротко писали родным приветы "от бродяг", сетовали на то, что давно нет от них вестей, спрашивали, здоровы ли они. О себе сообщали, что побывали в окрестностях Юнгфрау и теперь через Мейринген идут к Люцерну.

Надежда, успокоенно посматривая на мужа, отмечала: как хорошо он отдохнул! Совсем повеселел. Будто умылся кристально чистой водой из горного ручья и смыл с себя всю паутину мелкой склоки, которой пытались опутывать меньшевики.

Август провели недалеко от Лемана, в деревушке Пюиду, на берегу маленького озера Лак-де-Бре. Их приютил крестьянин Форне, уступив второй этаж дома. По утрам, искупавшись в озере, Владимир Ильич засучивал рукава и шел в огород, помогал собирать огурцы и помидоры, копал грядки для осенних посадок.

Туда приехал Бонч, привез радостную весть: Анюта тоже освобождена из киевской тюрьмы! Она, мама и Маняша переехали под Петербург. И Владимир Ильич сразу же сел за письмо. Вначале сообщил, что этим летом прекрасно отдохнул.

"А вы как? Хорошая ли дача в Саблине? Отдыхаете ли там как следует? засыпал вопросами. - Какие виды на дальнейшее? Здорова ли мама? Как чувствуют себя Анюта и Маняша после тюрьмы? Черкните мне об этом... Крепко обнимаю дорогую мамочку и шлю всем привет!"

Владимир Дмитриевич спешил еще порадовать: у издательства "В. Бонч-Бруевич и Н. Ленин" уже есть бумага, есть договоренность с типографией, куда меньшевики и носа не сунут.

- Великолепно! - Владимир Ильич горячо стиснул его руку. - Теперь за работу! Первым делом - совещание большевиков.

- Я уже нашел укромное место. За Арвой. В рабочем предместье. Тихая гостиница, вроде российского постоялого двора. При ней дешевый ресторанчик. Есть отдельная комната с окнами во фруктовый сад. Столики человек на тридцать.

- Больше нам и не потребуется.

- Хозяину, - продолжал Бонч, - учитывая его меркантильность, я пообещал: помимо того, что каждый будет заказывать отдельно, около часу дня надо будет подать всем кофе с молоком, хлебом и сыром.

- И деньги раздобыли?! Так быстро! Где же удалось?

- Я же издатель. Договорился с надежными продавцами в киосках и выпустил карикатуры Лепешинского! Не волнуйтесь, без марки нашего с вами издательства.

- Вижу - все учтено!

- А хозяину гостиницы сказал, что мы все альпинисты, что будем обсуждать планы прогулок по горам и составлять маршруты.

- Вы и выдумщик отличный! - Владимир Ильич, распахнув полы пиджака, уткнул кулаки в бока; звонко хохотал, закинув голову. - Безобидные альпинисты! Только и всего! Ай да большевик Бонч-Бруевич! А хозяин-то не усомнился?

- Даже посоветовал присоединиться к общешвейцарскому клубу альпинистов. "Вы, говорит, тогда по членским билетам будете получать скидки за проезд по железным дорогам и за питание в ресторанах".

- Слышишь, Надюша? - окликнул жену Владимир Ильич, слегка приглушая смех. - А мы-то с тобой и не знали!.. - Тронул локоть Бонча. - За все спасибо! За типографию - особо. Значит, есть где напечатать брошюркой обращение "К партии"?

- Дело за вами. За рукописью. Называйте день совещания - я всех извещу.

Настала зима. И так же, как и когда-то "Искра", в последних числах декабря (4 января 1905 года по европейскому календарю) вышла газета "Вперед". Она явилась первой звездой на небосклоне большевистской периодической прессы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Прошел год. Бурный, огневой. Переломный в истории страны. Год начала первой русской революции.

Царская армия потерпела поражение на полях Маньчжурии. Погиб российский флот. Пал Порт-Артур. Эти катастрофы подлили горючего в революционное движение, пробудили новые силы.

Либералы, немножко осмелев, слюнявили на банкетах бесконечные речи о даровании конституции "с высоты монаршего престола", а рабочие гасили топки заводов, фабрик и мастерских, выходили на улицы с политическими требованиями.

В изуверское петербургское воскресенье не только пролились реки рабочей крови - была расстреляна вера в самодержавие. Рухнул ореол святости "наместника божия на земле" - вчерашний "царь-батюшка" предстал перед народом кровавым палачом. Никаким гапонам в поповских рясах рабочие уже не внимали, как вчера.

В апреле собрался в Лондоне Третий съезд партии. На нем двадцать четыре делегата с решающим голосом представляли двадцать один большевистский комитет. С совещательным голосом приехали четырнадцать делегатов. Пригласили Плеханова, но тот, припомнив строки из Тургенева, ответил усмешкой:

- "Иди сюда, черт ле-ши-и-ий... тебя тятька высечь хо-чи-и-и-т..."