Точка опоры

ШПАК. Нет, с таким проходимцем в одиночку нельзя. Потап, становись на караул у крыльца. Моего зятя запереть в горнице, из дому не выпускать, к забору не подпускать, чуть что — стрелять!

ЛОПУЦКОВСКИЙ (поднимает руку, у него вынимают кляп).

Сдаюсь! Девять тысяч пятьсот рублей и сто восемьдесят коров!

ШПАК. Я сказал, пять тысяч и сто коров!

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Никогда!..

Ему затыкают рот.

ШПАК. Убрать!

Потап уводит Лопуцковского, тот подымает руку. У него вынимают кляп.

ЛОПУЦКОВСКИЙ (кричит). Свободу Тимофею Лопуцковскому!

Ему затыкают рот и уводят в дом.

ШПАК. Шельменко, смотри в оба! А я пойду Присиньку готовить. (Уходит.)

ШЕЛЬМЕНКО. Теперь из-за этого жмота начинай всё сначала!..

На половине Тпрунькевичей появляются ЭВЖЕНИ и её «МАМАН».

ТПРУНЬКЕВИЧ. Шельменко, как дела?

ШЕЛЬМЕНКО. Всё хорошо, вашдительство! Пока ещё нигде ничего почему-то не горит!

ЭВЖЕНИ. А как там мой… Э… наш путешественник?

ШЕЛЬМЕНКО. В полном порядке. Связан по рукам и ногам.

ЭВЖЕНИ. Но это же произвол, насилие над личностью! Надо его спасать, надо его оттуда вытащить!

ШЕЛЬМЕНКО. Будет сделано! Вытащу живым или…

ЭВЖЕНИ. Не надо «или»! Только живым!

ТПРУНЬКЕВИЧ. Попробуй вытащи. Шпак — мужчина серьёзный. Раньше даже умным был.

ЭВЖЕНИ. Кирилл Петрович?

ТПРУНЬКЕВИЧ. А ты думаешь, только вы умники. В наше время тоже не дураками росли. Твой отец до поры до времени со Шпаком такими друзьями были, водой не разлить. Даже дома рядом поставили. Чтоб ходить друг к другу почаще.

ШЕЛЬМЕНКО. А потом?

ТПРУНЬКЕВИЧ. А потом словно кошка между ними пробежала.

ЭВЖЕНИ. Интересно, какая же это кошка? Уж не ты ли?

ТПРУНЬКЕВИЧ (смущённо). Уж я теперь точно не помню. Но с той поры больших врагов на свете не было!

ЭВЖЕНИ. Ну и глупо. Чего нам делить-то?

ТПРУНЬКЕВИЧ. Тут дело в принципе. У Шпака характер не дай бог, да и мой тоже был крутого нрава. Бывало, чуть что не по нём — тарелку об пол. Да кричать на меня, да руками размахивать. Ох и натерпелась я — страсть… Не спеши, дочка, замуж! Ходи в невестах! Жена в наше время — роль незавидная!

ЭВЖЕНИ. Неужели?

ТПРУНЬКЕВИЧ. Клянусь тебе, дитя! (Поёт.)

Неблагодарность вечная мужская
Известна мне, жене, давным-давно,
Я много лет супругу потакала,
В России так — увы! — заведено.

А ведь и я была невестой тоже.
И он в слезах руки моей просил,
И клялся мне в любви своей, о боже!
И даже на руках меня носил.

Была я, правда, чуточку моложе
И, кажется, потоньше чуть была,
И непреступна я была, и всё же
Любовь ему навеки отдала!

С тех пор переменились наши роли,
С тех пор его носила на руках,
С тех пор жила в супружеской неволе,
Вся жизнь прошла в домашних пустяках!

Обуй, одень, подай, прими,
Да напои, да накорми,
Да прочь поди, да не мозоль глаза,
Не стой столбом, не лезь в дела,
Куда ушла, когда пришла,
И слова поперёк не смей сказать!

Ну что я замужем нашла,
Зачем я замуж только шла?
Стирать, готовить да детей родить.
Нет, дочка, погоди,
На маму погляди,
Поверь мне, право, не шучу,
Опять невестой стать хочу.
Хочу весь век в невестах проходить!

Танец.

ЭВЖЕНИ. Маман, вы прелесть!

ШЕЛЬМЕНКО. Ну, здорова баба! Хоть сейчас в плуг запрягай!

ТПРУНЬКЕВИЧ. Что ты сказал, Шельменко?

ШЕЛЬМЕНКО. Я говорю, на вас можно… это самое… целый день глядеть и не наглядеться!..

ТПРУНЬКЕВИЧ. Будет врать-то! Ты лучше за врагами следи.

ЭВЖЕНИ. А мы пойдём павлинов кормить…

Уходят.

ШЕЛЬМЕНКО. Кстати, о павлинах!.. (Крадётся вслед за ними.)

По своей усадьбе идёт ШПАК, за ним МОТРЯ.

ШПАК. Потап, мой зять не сбежал?

ПОТАП. Сидит, барин.

ШПАК. Мотря, что у нас сегодня к столу?

МОТРЯ. Поросята жареные с гречневой кашей…

ШПАК. Хорошо.

МОТРЯ. Вареники с вишней в сметане…

ШПАК. Пойдут.

МОТРЯ. Гуси печёные с яблоками…

ШПАК. Годится… Что? Опять гуси? На сегодня мне гусей хватит, гуси отменяются!