Точка опоры

ШПАК. Пойдём проверим! На месте ли моя дочь, крепки ли замки, не спит ли Мотря!

Уходят. На половине Тпрунькевичей появляется ликующий ЛОПУЦКОВСКИЙ.

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Ура! Свобода! Ну где же ты, моя мечта! Где ты, мое состояние! Эй, люди, кто-нибудь! Ау!

На шум появляется ТПРУНЬКЕВИЧ.

ТПРУНЬКЕВИЧ. А-что-кто здесь?

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Это я, ваш жених. Я свободен!

ТПРУНЬКЕВИЧ. Сударь, вы? У нас? Наконец-то.

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Да-да, сударыня, я у вас! Теперь я ваш навеки. (Падает на колени.) Влюблён и так далее! Прошу руки и всего остального.

ТПРУНЬКЕВИЧ (смущена). Но я… в некотором роде… Это так неожиданно… Мы с вами почти незнакомы… И потом, что сказать дочери…

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Сказать, что я без неё жить не могу!

ТПРУНЬКЕВИЧ. Так вы её руки просите?

ЛОПУЦКОВСКИЙ. А чьей же ещё?

ТПРУНЬКЕВИЧ. Ну да, я так и подумала… Кхм… Сейчас позову. (Кричит.) Женечка! То есть Эвженюшенька!.. Только вы уж не обижайте её, берегите. Она ещё такая молодая, беспомощная. Бедное дитя, мне её так жалко! Она у меня, как свет в окошке. Теперь я останусь совсем одна-одинёшенька, бедная сиротинушка!.. (Плачет.)

ЛОПУЦКОВСКИЙ (утешает). Маменька, успокойтесь, мы будем любить вас вечно. Мы будем утешать вашу безутешную старость…

ТПРУНЬКЕВИЧ (приходит в себя). Чью старость? О какой старости идёт речь?

ЛОПУЦКОВСКИЙ (запинаясь). Я хотел сказать… то есть имел в виду… Когда пройдут годы… и вы… и я постарею… то есть стану стариком…

ТПРУНЬКЕВИЧ. Вот когда вы станете стариком — а вам, я думаю, не так уж долго осталось ждать, — вот тогда и утешайте свою безутешную старость. И любите себя вечно!

Выходит ЭВЖЕНИ.

ЭВЖЕНИ. Маменька, вы меня звали?

ТПРУНЬКЕВИЧ. Дочь моя, к тебе явился твой старый-престарый поклонник и просит твоей руки. Я, конечно, не буду мешать твоему счастью, но всё-таки подумай, не слишком ли он стар для тебя! (Гордо удаляется.)

ЭВЖЕНИ. Тимофей Кондратьевич! Как я рада вас видеть.

ЛОПУЦКОВСКИЙ. А я-то, я-то!

ЭВЖЕНИ. Как же вы оттуда вырвались?

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Какой-то капитан помог.

ЭВЖЕНИ. Я его озолочу!

ЛОПУЦКОВСКИЙ (падает на колени). Капитан подождёт, сначала озолотите меня! Я хотел сказать — осчастливьте!

ЭВЖЕНИ. Каким образом?

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Люблю вас, брежу вами! Закрываю глаза — вижу вас, вашу маменьку, вашу усадьбу, ваших павлинов. Руки прошу, руки!

ЭВЖЕНИ. Наконец-то! Вот вам рука, вот вам другая. Как говорится, держите в обе руки!

ЛОПУЦКОВСКИЙ (берёт её за руки). Эвжени, милая, это судьба, это счастье. Как мы заживём, как загуляем!

ЭВЖЕНИ. Поедем в Петербург!

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Да что Петербург — в Париж!

ЭВЖЕНИ. Перестроим дом.

ЛОПУЦКОВСКИЙ. Зачем перестраивать? Продадим дом, продадим усадьбу, будем жить в столице!

ЭВЖЕНИ. А маменька?

ЛОПУЦКОВСКИЙ. А на что нам маменька?.. Кхм… а маменька всегда с нами, в наших сердцах, в нашей душе. Дом продавать не будем. Пусть маменька остаётся здесь. Мы будем посылать ей письма, она будет посылать нам деньги!

ЭВЖЕНИ. Превосходный план. Ах, почему это не случилось уже давно? Почему мы вынуждены прозябать здесь, в глуши, вдали от Петербурга?

Поют дуэт Эвжени — Лопуцковский № 20

Ах, милый друг, как нам с тобой не повезло,
Вокруг деревня и немытое село,
Вокруг сплошной, непроходимый, непролазный колорит,
Ни по-французски здесь, ни по-немецки здесь,
ни по-турецки здесь никто, совсем никто не говорит.
А в Петербурге всё наоборот,
вот-вот!
Там голубых кровей живёт народ,
вот-вот!
Там говорят на зарубежных языках,
ах-ах!
Там кавалеры носят женщин на руках,
ах-ах!
Там, как в Лондоне, все в колошах и в пальтах,
Там, как в Париже, и пажи, и неглижи,
Там кринолин, там бриолин
И даже более того! —
Там от России не осталось ничего!
во-во!
Спешите жить, мадам,
Короче, время — деньги!
Так у них, на Невском, говорят!..
А здесь деревня, петухи да пастухи,
хи-хи!
А здесь соседи от земли да от сохи,
хи-хи!
Не то едят, не это пьют,
не так живут, не то жуют.
И уж совсем не так,
и уж совсем не так танцуют
И совсем не то поют.
А в Петербурге всё наоборот! (и т.д.)

Танец.