Точка опоры

— Володенька, не тревожься, — беловолосая голова матери дрогнула больше обычного, — будем писать.

Вышли на улицу. Мать достала платок…

На последнем каменном пригорке Владимир оглянулся и помахал шляпой.

— Вот и все, — тихо сказала мать, махнула платком и засунула его за обшлаг рукава. — Три недели как один приятный сон…

Анна утирала слезы…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Каждый день прибавлял тревог и забот. То из одного, то из другого города приходили печальные вести о провалах. Последняя страница «Искры» пестрела списками арестованных, сосланных в Сибирь, ожидающих в пересыльных тюрьмах отправки по этапу на Крайний Север. Появились некрологи: «Умер от туберкулеза», «Скончался от цинги». О тех, у кого не выдерживали нервы, писали: «Страдал психическим расстройством — застрелился», «Покончил жизнь самоубийством».

«Искра» предупреждала о провокаторах, публиковала списки предателей.

Смельчакам, не утратившим сил в борьбе, требовались деньги на побеги из далеких мест.

Самой ощутимой была потеря Бродяги, который попал в жандармскую ловушку на провалившемся транспортном «пути Дементия»: верного друга по сибирской ссылке увезли в киевскую тюрьму Лукьяновку.

На воле оставался единственный разъездной агент Аркадий, но и того проследили в Петербурге, и ему пришлось срочно менять адрес и вводить в курс подпольных партийных дел Жулика[48].

Узнав о провалах, в Лондон, еще до отъезда Владимира Ильича во Францию, примчалась Димка, сестра Петра Гермогеновича Смидовича, который теперь отправлял «Искру» из Марселя в Батум.

— Не могу я больше сидеть сложа руки, — заявила Надежде Константиновне, едва успев расцеловаться с ней. — Давай явки в Питер, в Киев…

— Димочка, нельзя так сразу…

— Почему нельзя? Владимир Ильич придет, а у нас уже все готово.

— А если он…

— Помоги убедить. Пойми, Надюша, у меня сердце не терпит. Готова хоть сегодня в путь. Вера Ивановна пожелала мне ни пуха ни пера.

— Остынь, Димочка, немножко. — Надежда положила ей руку на плечо. — Вот попьем чайку…

— Мне остывать нечего. Ты знаешь, я всегда такая. Раздумывать не привыкла.

— Надо же поговорить…

— Вот и поговорим о новых явках.

— А если их нет, новых-то?

— Ну-ну, — Димка погрозила пальцем, — не хитри, Надюша, меня не проведешь. — Порывисто поцеловала в щеку. — У тебя явками всегда голова полна.

Наливая гостье чаю, Надежда извинилась, что заварка у нее в кружке несвежая и что к столу нет ничего, кроме галет. Димка махнула рукой, — дескать, стоит ли говорить о таких пустяках. А в России она — Надюша может быть уверена — не потеряет напрасно ни дня, ни часа, как в прошлую поездку по югу.

— На юг тебе, Димочка, опасно — филеры небось заприметили.

— Они забыли, — отмахнулась Димка. — А я, ты знаешь, умею менять обличье.

— А муж как же?

— Он сам поехал бы, да куда такому увальню… И у него сейчас одна забота — научиться делать матрицы с набора «Искры» для подпольных типографий. Приедет сюда. С Волькой мне, конечно, жаль расставаться, но надо. Мальчик подрос, поживет без меня с отцом. Только дай верные адреса.

Надежда подумала: «А если провал? Тюрьма, ссылка?.. Мальчуган без матери…», но промолчала, зная, что никто не сможет удержать Димку.

Владимир Ильич вернулся вскоре после того, как гостья ушла ночевать к Засулич, и, выслушав пересказ жены о разговоре, сказал:

— Ты права, для нее рискованно. Но и в том права — удержать Димку невозможно, поедет и воспользуется старыми, ненадежными явками. Дай новые.

И она уехала с болгарским паспортом Димки Байновой, которым пользовалась раньше.

Через некоторое время, уже после отъезда Владимира Ильича во Францию, Иван Радченко сообщил из Петербурга:

«О! Димочке рад. (И как касса ни пуста, а для конспирации ей шелковая юбка необходима.)»

Димка принялась развозить «Искру» по северным городам. И больше дня нигде не задерживалась. Старалась заметать следы. В Петербурге брала билет на один поезд, скажем до Кременчуга, а среди ночи пересаживалась на другой, направлявшийся в Торжок, и утром выходила из вагона в Москве. Про себя думала, что, по всей вероятности, работает не хуже Бродяги, которым в редакции «Искры» восхищались все. Тот спал только в поездах, питался в станционных буфетах. Так же будет делать и она.

Бродяга оставался неуловимым, пока случайно не попал в западню. Она, Димка, постарается избежать случайностей.

Но от Димки не было писем, и Надежда встревожилась: не перехватывают ли жандармы?

И Владимир Ильич, вернувшись из Логиви, каждый день спрашивал:

— Опять нет?..

А потом по глазам жены стал догадываться: «И сегодня тоже нет».

Что там с ней? Неужели рискнула отправиться в южные города? Ведь предупреждали же…

Между тем второго августа на Николаевском вокзале Петербурга Димку, хотя она и была в ином наряде, приметил филер, таскавшийся раньше за ней по южным городам и в своих проследках именовавший ее «Модной». Тогда он утерял ее где-то около Ровно.

А теперь?..

Филеры, незаметно сменяя друг друга, кинулись за Димкой целой сворой. Они ехали из города в город в тех же вагонах, что и она, всюду ходили по следам…