Точка опоры

Затем дал приблизительный список вопросов и порядок их обсуждения на съезде: «1) Отношение к Борису[51]. (Если только федерация, то разойтись сразу и заседать врозь. Надо подготовлять всех к этому.) 2) Программа. 3) Орган партии (газета. Новая или одна из наличных. Настоять на важности этого предварительного вопроса)». Написав это, вспомнил о неожиданном разногласии с Мартовым: на заседании членов редколлегии Юлий вдруг с незнакомой настойчивостью предложил поставить вопрос об органе партии на шестое место, после разных вопросов тактики. Сколь ни убеждали его, остался при своем мнении. Не полез бы в спор на съезде. И Владимир Ильич продолжал писать:

«Я считаю важным сначала решить пункт 3, чтобы сразу дать баталию всем противникам по основному и широкому вопросу и выяснить себе всю картину съезда (respective[52]: разойтись по серьезному поводу)».

И в конце посоветовал тотчас же назначить членов ОК в главных центрах страны — в Киеве, Москве и Питере, дать особые явки к этим членам, чтобы можно было всех едущих на работу в Россию посылать не иначе как в полное распоряжение ОК.

«Это очень и очень важно», — подчеркнул Ленин.

Вспомнил, что Плеханов собирается поехать в Брюссель, на заседание Международного социалистического бюро. Эх, если бы он проехал к ним в Лондон, — путь-то оттуда уж не так-то далек. А поговорить им есть о чем.

И тут же написал ему: «…у нас накопились важные темы для беседы, особенно по русским делам: там образовался-таки давно подготовлявшийся «Организационный комитет», который может сыграть громадную роль. И было бы в высшей степени важно, чтобы мы сообща ответили ему на целый ряд вопросов, с которыми он уже обратился к нам… Пишите скорее, и мы запросим Россию: может быть, успелось бы даже оттуда какое-либо заявление или письмо к Вам, если бы в том была нужда».

А через два дня получили письмо из Пскова о печальных новостях: Лапоть в Петербурге брошен в крепость до тех пор, пока не пожелает отвечать на допросах. Ему грозят судебной палатой, которая может приговорить к каторге. Он просит дать указание, как ему держаться.

Касьян (он же Аркадий), арестованный с паспортом потомственного почетного гражданина А. А. Моторина, не сознается в личности. Для опознания его на очной ставке привезли из ссылки Любовь Николаевну Радченко, жену брата Степана, освобожденного из Лукьяновки за отсутствием улик..

2

Перед Владимиром Ильичем лежали листовки Нижегородского комитета, отпечатанные на литографском камне.

«Молодцы волжане! — похвалил он в душе земляков. — Обзавелись своей литографией!»

В первой листовке комитет сообщал, что прибыли судьи Московской судебной палаты. Для Нижнего — вещь небывалая!

Будут судить Петра Заломова и других участников первомайской демонстрации в Сормове.

Кому же вверялась судьба тринадцати рабочих? За судейским столом кроме сановников в расшитых золотом мундирах будут восседать губернский и уездный предводители дворянства, городской голова и старшина одной из волостей нижегородского уезда. Простых рабочих, поднявшихся на защиту своего человеческого достоинства и существования, собрались судить их классовые противники, и Нижегородский комитет заявлял:

«Пусть наши враги, чуя свое поражение, прибегают к последним отчаянным средствам — строгости и насилию, пусть думают они в жалком ослеплении побороть этими мерами революционное движение в России, мы, товарищи, глубоко убеждены, что его не остановить ничем… Свобода не дается даром, это путь долгой и неустанной борьбы. Воспоминание о товарищах, которых ждет на днях суд и наказание, воодушевит нас и даст нам новые силы. Мы смело бросимся в борьбу, не боясь жертв, и так же твердо, как верим мы, что завтра взойдет солнце, так же уверены мы в том, что победа будет за нами».

Палата заседала в огромном трехэтажном здании окружного суда.

Кроме полицейских был вызван и расположился внизу взвод солдат. На улице цокали копыта конных жандармов.

Во время допроса знаменосца Петра Заломова член палаты Мальцев задал вопрос:

— Вы говорите, что все три знамени вы приготовили сами. На первом была надпись: «Да здравствует восьмичасовой рабочий день!» Так?

— Да.

— На втором: «Да здравствует социал-демократическая рабочая партия!»?

— Да, эта надпись.

— А на третьем: «Долой самодержавие. Да здравствует политическая свобода!» Вы говорите, что вы хотели улучшить экономическое положение рабочих. Почему же вы сделали третью надпись? Из этого положения она не вытекает.

И Петр Заломов, отвечая на вопрос, перешел к обвинению: