Точка опоры

— По причинам геометрии, — ухмыльнулся Мартов. — Треугольник всегда опирается на два угла. Он, — кивнул головой в сторону Лондона, где еще оставался Ленин, — это учел. Я-то разгадал его, а вы…

— Договаривайте, пожалуйста.

— Не хотелось без него… — замялся Мартов, но тут же, как бы решаясь на что-то сверхотчаянное, махнул рукой. — Ладно. Ради нашей дружбы…

Плеханов поморщился. Не отойти ли вовремя? Пожалуй, не стоит. Пусть выговорится до конца.

— Я слушаю.

— Однажды в минуту откровенности… — Мартов потянулся рукой к пуговице насторожившегося собеседника, но Плеханов отступил на шаг. — Так вот… Только пока между нами… В минуту откровенности он сказал: «Знаешь, Юлий, если в редакционной тройке мы с тобой будем единодушны, то Плеханову придется…» Одним словом, вспомните третий угол треугольника.

— Да?! — Георгий Валентинович побагровел, косматые брови его нависли на суровые глаза. — Да как вы можете такое?!. Политический деятель, а опускаетесь до обывателя!

Стукнув тростью, круто повернулся и быстро пошел в противоположную сторону.

«Неужели это правда? — спрашивал себя. — Неужели Ленин мог?.. Ведь он еще пешком под стол ходил, когда я уже… когда ко мне прислушивались революционеры. Нет, это немыслимо… А если в самом деле?..»

Сделал круг по палубе. Мартов стоял у борта и курил.

Задерживаясь возле него, Плеханов ткнул в его сторону набалдашником трости:

— У вас концы с концами не сходятся. На съезде вы отрицали предварительный разговор с Лениным о редакционной тройке, а теперь…

— Так мы же разговаривали в частном порядке…

— Эх, Юлий Осипович! А мне-то думалось, что мы еще могли бы вместе… Эх!..

Плеханов снова стукнул тростью и быстрее прежнего пошел по палубе.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

В Женеве предстояла большая работа: во всей России партийные комитеты ждали решений съезда, которые надеялись найти в очередном номере «Искры».

А кто будет готовить его?

Ленин пришел к Плеханову. Розалия Марковна подала кофе в кабинет мужа. Острый, пряный аромат заполнил комнату. Владимир Ильич, чтобы не обжечься, отпил с ложечки и сделал легкий поклон в сторону хозяйки:

— Кофе у вас всегда отменный! Спасибо!

Она удалилась с мягкой улыбкой, довольная похвалой.

Георгий Валентинович тоже отхлебнул с ложечки, сладко почмокал.

— Работы у нас непочатый край. — Вскинул на собеседника настороженные глаза. — А не кооптировать ли нам Мартова?

— Да?! — удивился Ленин, про себя отметив: «Очередное виляние Георгия Валентиновича!» Вслух сказал с легким вздохом: — Мартова жаль было терять. И больно видеть в числе противников.

— Вы считаете его для нас потерянным? Я бы так не сказал. — Плеханов отпил глоток кофе. — Знаете, бывают иногда такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание истерики и громкого скандала перед публикой.

— Вот как! На съезде вы заверяли, что не будете разводиться со мной, — усмехнулся Ленин и слегка прищурился, — а теперь у вас другая «жена».

— Не у меня… — ответил усмешкой Плеханов. — И мне не хотелось бы, чтобы вы окончательно разводились с Мартовым.

— А у меня от «табака» такой «жены» горло перехватывает! — Владимир Ильич отодвинул пустую чашку. — Но шутки в сторону. — Прищурился больше прежнего. — Уступить, говорите? Только не в принципиальных вопросах.

— Да какой там принцип! Одна амбиция! Ставка на лидерство!

— Нет, нет, дело не в одной амбиции. Гораздо хуже. Вы недооцениваете Мартова как противника. Его первый параграф устава — это принципиальная линия, чуждая марксизму.

— Горячо и громко! — Плеханов тоже отодвинул чашку. — А может, все же попытаться? Для дела. Нам вместе…

— Если уступить, то только в каких-то частностях и так, чтобы сохранить за собой силу не допустить еще большего «скандала».

— Этим я и озабочен.

— Но если вам не удастся добиться мира, приемлемого для большинства, которое вы последовательно отстаивали на съезде, я сохраню за собой свободу действий. До конца оазоблачу «скандальную жену», которую даже вам не удавалось успокоить и утихомирить.

— Мы обязаны использовать все средства. — Плеханов сказал это твердо и официально, как председатель Совета партии. — Попробуем в добрый час. — У казал на письменный стол: — Прошу.

И Владимир Ильич обмакнул перо в чернила.

— «Уважаемый товарищ! — слово за словом произносил вслух. — Редакция ЦО считает долгом официально выразить свое сожаление по поводу Вашего отстранения от участия в «Искре» и в «Заре» (№ 5 «Зари» в настоящее время готовится к печати)… Какое-либо личное раздражение не должно, конечно, служить препятствием к работе в Центральном Органе партии.

Если же Ваше отстранение вызвано тем или иным расхождением во взглядах между Вами и нами, то мы считали бы чрезвычайно полезным в интересах партии обстоятельное изложение таких разногласий».

Перо, хотя и было не своим и непривычным, лишь изредка отрывалось от бумаги, удлиненные буквы как бы летели, плотным строем устремленные вперед: