Точка опоры

— Я, к вашему сведению, никого не присматриваю. Но вы от меня уже слышали… Могу еще повторить: «Если полюблю кого-нибудь — вам первому скажу об этом». Вам этого недостаточно?

— Сверх всяких мер! Осчастливлен откровенностью! — Желябужский манерно поклонился. — Но, так или иначе, я еду в Петербург. Приказ о прицепке моего служебного вагона отдан. И будет весьма неудобно, если вы…

— «Ах, боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!»

— Хотя бы и так. Я дорожу мнением общества. И я решил пригласить в свой вагон Станиславского и Немировича. Вас это устраивает?

— Да. При наличии отдельного купе.

После затянувшегося объяснения у Марии Федоровны все валилось из рук. Клала в чемодан то, что совсем не нужно, и забывала самое необходимое. Приходилось выбрасывать и начинать все сначала.

А ведь ее могли оторвать. С минуты на минуту. В последний день непременно придут званые и незваные. И Мария Федоровна настороженно прислушивалась — не донесется ли из передней звонок. Желанных посетителей из числа тех, кому позволено входить без доклада, она узнала бы по звонку.

Но в доме было тихо. Юра — в гимназии, Катюшу занимает гувернантка. Старый лакей Захар, похоже, дремлет в кресле.

Наконец послышались звонки. Три коротких. Это — Дядя Миша, студент из ставропольских казаков, участник одного тайного кружка, куда ей доводилось хаживать с ним. Его все в доме знают как репетитора, нанятого для Юры.

Вон уже слышны широкие, твердые и уверенные шаги. Его? Есть еще один человек с такой же походкой, но… Взглянула на часы: нижегородский поезд еще не пришел. Это — Дядя Миша. Ну и хорошо. Он, конечно, с новостями. Перед отъездом важно знать, что происходит в мире подлинных друзей, имена которых пока что остаются для нее неведомыми. Быстрым движением руки проверила, на все ли пуговицы застегнут халат, накинула на плечи пуховый платок и встретила студента в гостиной. Он, сутуловатый, курчавый, вошел не раздеваясь. Явно мимоходом. Хотела распорядиться, чтобы подали кофе, — отказался:

— Я завтракал.

— Студенту и второй завтрак никогда не лишний. — Понизила голос до полушепота: — Принесли?

Дядя Миша пожал плечами:

— Юре — книгу.

— А мне? — Взяла книгу, перелистала, заглянула под корешок. — Пусто. Ни листочка нет? А я жду второй номер «Искры».

— Был у Грача*. Говорит, о втором номере пока ничего не слышно.

>>

* Николай Эрнестович Бауман, один из первых агентов «Искры».

— А что в университете?

— Бурлит, как проснувшийся вулкан. Вот-вот лава выльется на улицу.

— Если понадобится помощь, как-нибудь сообщите.

Задребезжал звонок, долгий, незнакомый.

Мария Федоровна вернула книгу, сказала громко:

— Отнесите к Юре в комнату. — Многозначительно прищурила глаза: — Переждите или… На всякий случай до свиданья.

Дядя Миша знал: можно проскользнуть в пустой домашний кабинет Андрея Алексеевича, оттуда есть выход в его служебную половину дома. Там — парадная дверь на другую улицу.

Едва он успел скрыться, как Захар внес на серебряном блюдечке визитную карточку и поспешил добавить:

— Их превосходительство!.. Дмитрий Федорович!.. Не прикажете ли позвать Андрея Алексеевича?

— Не надо беспокоить тайного советника, — донесся знакомый голос обер-полицмейстера Трепова, и между бархатных портьер блеснули генеральские эполеты. — Я только засвидетельствовать мое почтение.

— Ах, извините, Дмитрий Федорович! — Андреева поплотнее запахнула платок, наброшенный на плечи. — Я по-домашнему… Сейчас оденусь.

— Мне положено извиняться за такой ранний визит Не мог проехать мимо. Счел своим долгом.

Когда Мария Федоровна снова вышла в гостиную, Тренов щелкнул каблуками, поцеловал протянутую руку:

— Очень рад, что застал вас, прелестная, дома. У вас перед отъездом хлопоты и хлопоты. Я, как вы знаете, большой поклонник вашего дарования, искренне желаю вам в стольном граде самого блестящего успеха. Верю в него. Не преминул бы приехать и насладиться чародейством вашего артистического таланта…

— Что вы, что вы, Дмитрий Федорович!.. Даже заставили покраснеть.

— Вы заслужили, прелестнейшая! Любимица публики! И я, как говорится, рад бы в рай… Но все дела, дела… — Трепов снова щелкнул каблуками и на прощание еще раз поцеловал руку. — Счастливых дней.

Оставшись одна, Мария Федоровна опустилась в кресло, шумно выдохнула:

— Подкинул черт гостя!.. Хорошо, хоть ненадолго.

Спохватилась, вспомнила о Дяде Мише: удалось ли ему ускользнуть никем не замеченным? Хотела было пройти в комнату сына, но в передней снова всполошился звонок, и Захар встретил гостя поклонами:

— Пожалуйте, почтеннейший. Сию минуту доложу.

— Не беспокойтесь. Я моложе вас, — остановил старика мягкий, как шелест бархата, голос, и шевельнулась портьера в дверях. — Мария Федоровна, можно к вам? Не помешаю?

— Савва Тимофеевич! Всегда вам рада! Входите, входите!

— У вас, как в двунадесятый праздник, визитер за визитером. А ведь еще только сочельник. Вам — хлопоты, заботы, тревоги. И я тревожусь за вас. Поверьте, ночь не спал.