Точка отрыва

Собрав последние силы, он поплыл к лесенке. Последние метры проплыл максимально быстро, зажмурившись и плотно сжав губы. Со стороны это выглядело, наверное, уморительно. Тем более, что греб он одной рукой, а второй судорожно сжимал в горсти собственные причиндалы. Сознавая, что делает совсем уж полную ерунду – одновременно он пытался напрячь мышцы ануса. Будто вирус был этаким педиком и стремился забраться к нему в задний проход. Выскочив из воды, он, дрожа всем телом, метнулся к тому месту, где целую вечность назад они с Викторией оставили полотенца, и принялся лихорадочно вытираться. Кто-то из плававших вместе с ними оставил недопитую бутылку виски. Трясущимися руками он свинтил пробку, вылил в сложенную ковшиком ладонь порцию янтарного напитка и яростно принялся протирать все открытые части тела. Еще! Еще! Шипя от боли, втер жидкость в половой член и анус. Напоследок, набрав полный рот виски, он прополоскал его, выплюнул, повторил… Для принятия внутрь остался только лишь глоток, прокатившийся по замерзшему пищеводу теплой волной. Одновременно с этим он, наконец, ощутил тяжелый запах крови, смешанной с водой, фекалий из разорванного кишечника. И этот последний глоток вновь рванулся по пищеводу, но уже в обратную сторону. Он изо всех сил сдержал рвотный позыв, памятуя, что именно после этого он привлек внимание мертвой Виктории. Голос, так спасавший его все это время, наконец, затих. Того и гляди, опять нагрянут эти. Обернувшись серым мохнатым полотенцем и сжимая в руке единственное оружие – пустую бутылку, человек побежал прочь от бассейна – во тьму. Он бежал, затравленно озираясь. Как в бесконечно далекие эпохи, спасаясь от более крупных хищников, бежал его крысоподобный предок…

12.15.40

Мертвый Мартинес неподвижно висел в обрывках прочной нейлоновой сети, будто гигантский уродливый паук-крестовик. Неизвестно было – погиб ли он при ударе касатки в лодку или захлебнулся уже потом, когда упал в воду бухты. Тем не менее, VD настигла его после смерти и под водой. В этом мире человек, которого домертвляли сразу после первой смерти, не давая превратиться в страшное существо, готовое убить и сожрать тех, за кого бывало он умирал секунду назад, мог считать себя счастливым. Человеком, которого другие люди не бросили. И если раньше многие старики большое значение придавали месту, где они будут лежать после смерти, одежде, в которой их похоронят и, даже, поминальному обеду, сейчас все это отошло на самое последнее место. Остаться лежать голым в канаве, но с простреленной головой – да это же счастье! Ты тогда точно не придешь к любимой внучке, не подстережешь ее возле места, где она любит играть. Потому что эти сохраняли в себе остатки какой-то памяти, и, бывало, так и делали: приходили к детским площадкам и дети с радостным криком мчались к протянутым серым ладоням…