«Точка отталкивания»-1

— Но это были цветочки,— продолжал свои показания В.— Меня раздели, приподняли со стула и забросили в ка­кое-то отверстие. По желобу я скатился в помещение без окон с искусственным освещением. Двое в белых халатах усадили иа стул, перетянули одну из рук жгутом, и ко мне стал приближаться человек со шприцем в руках. Животный страх охватил меня, но тут к нам подошел четвертый (как я понял, врач) и, успокаивая, сказал, что только возьмут кровь для определения степени алкогольного опьянения. Я не мог не подчиниться. Когда со мной остался один врач, я обратился к нему, взывая к совести, назвал себя. Видимо, врач был хорошим и порядочным человеком. Он объяснил, что помочь ничем не может, но здесь недалеко есть телефон, и он дает мне пять минут на звонок домой или знакомым. Только это и спасло меня. Через полчаса в больнице была жена с друзьями...

На следующий день В. был принят В. В. Найденовым. По личному указанию заместителя Генерального прокурора СССР началась проверка, но она ничего не дала. С одной стороны, был ученый с безупречной репутацией, с другой — все причастные к этой истории должностные лица и исполни­тели. Вывод сделали однозначный: может быть, потерпев­ший и говорит правду, но где доказательства? Нет доказа­тельств. Да и быть не должно. Наша милиция безупречна.

Так ли? На почве безнаказанности процветало пьянство. Пример подавали многие офицеры. Сам Баринов пил в рабо­чее время, пил после работы. По рассказам подчиненных (в том числе технических работников), с утра к нему в кабинет боялись заходить. Проследив, когда дежурный сбегает в ма­газин и вернется обратно, выждав некоторое время, говори­ли друг другу, что «шеф» уже' опохмелился и можно идти подписывать бумаги.

Однажды вечером Баринов позвонил дежурному:

— Саша, мне нужно пять штук,— и бросил трубку.

Что он имел в виду? Указание начальника расшифровыва­ла вся дежурная часть отделения милиции. Учитывая, что Баринов празднует 8 Марта у знакомой, зная его наклонно­сти, единодушно решили, что нужно пять бутылок водки. Купили их за счет денег, полученных от реализации штраф­ных талонов, выписанных за нарушение общественного по­рядка. Гнев и возмущение Баринова были беспредельны. Ему, оказывается, нужны были цветы — пять букетов. Отругав на чем свет стоит водителя дежурной автомашины, водку он все же забрал.

Из показаний обвиняемого Лобова:

— Несколько лет назад меня аттестовывали. Аттестация проходила в кабинете Баринова. В состав комиссии входили сам начальник и другие офицеры. На аттестацию я пришел пьяным. Стоял перед комиссией, покачиваясь, но по уста­ву — «смирно». Мне разрешили идти, зачитав мою положи­тельную характеристику. Я отдал честь, развернулся, но потерял ориентиры, подошел к встроенному шкафу и от­крыл его. Только тут сообразил, что это не дверь, и пошел вправо. Все сделали вид, что ничего не заметили...

Какой кошмар! Так, пожалуй, скажет любой, кто прочита­ет историю позора 5-го отделения. К чему нагнетать страсти и ворошить прошлое, скажут другие.

Но ведь все это было! Было. И называть происходившее частным случаем, право, смешно.

Потерпевшие — вчерашние задержанные — шли с жало­бами на Петровку, в районные и городскую прокуратуры, в советские и партийные органы. Их внимательно выслуши­вали и обещали разобраться... Но дальше была глухая стена.

Когда следователи нашей следственной группы изымали документы в одном из райкомов партии, инструктор со зло­бой сказал одному из них:

— Передайте вашему руководителю, этому новоявленно­му москвичу, что рога мы ему быстро обломаем, не таких здесь видели...

В безнаказанности были уверены и исполнители, и их покровители самого разного ранга. Ведь что могли предъ­явить потерпевшие? Разве только свои доводы, а иногда — следы избиения на лице и на теле. Против них выступал в полном составе постовой наряд, и представлялись липовые документы, истинность которых никто не ставил под сомне­ние. Даже в прокуратуре разводили руками: «Понимаете, мы вам верим, но тут ничего не докажешь...» А хотели ли доказывать?

Доходило даже до такого, что директора одного из москов­ских заводов задержали абсолютно трезвым, а когда он стал возмущаться, обвинили в злоупотреблении спиртным. Сфаб­рикованные об этом документы направили в партийные орга­ны. На бюро райкома директор клялся и божился, что все написанное на бумаге — ложь, и тогда первый секретарь сказал:

— Слушайте, товарищи, ведь мы знаем его много лет, и спиртного он не употребляет, но ведь органы не врут. Я вношу такое предложение: давайте оставим этот вопрос без рассмотрения.

Грязное пятно с человека было смыто только при рассле­довании уголовного дела об убийстве Астафьева. Другим везло меньше. Иногда спиртное насильно вливали в рот задер­жанного, и тогда все было в полном ажуре.